Потери белых в этом бою были семь человек – шесть казаков и один батареец, а красные потеряли около трехсот. Только возле опорных пунктов белыми было подобрано 56 трупов красных бойцов и на огородах 36 раненых. По рассказам крестьян, красные на подводах увезли к себе в тыл больше 200 раненых и убитых. Защитники Ивановки ликовали, и радости не было конца. Вспомнили, что 8 октября день Преподобного Сергия Радонежского, и многие говорили: «Это он нас спас, и ему мы должны молиться».
Больше красные на Ивановку не наступали. Конные оренбуржцы, подкрепленные пластунами, отобрали обратно у партизан Ляличи. Положение на всех участках Сибказрати было временно восстановлено.
Сильные бои шли на главном направлении фронта. Белые постепенно отходили. 14 октября (1922 года) генерал Блохин получил приказание оставить Ивановку, и Сибирско-Енисейский казачий полк с батареей полковника Романовского, без всякого давления со стороны красных, покинули ее и тронулись в сторону Никольск-Уссурийского. Белые навсегда оставляли Приморье. Войсковой старшина Бологов, получив разрешение, с несколькими казаками-енисейцами остался в Ивановке – партизанить в тылу красных.
Н. Голеевский
Последние одиннадцать выстрелов{135}
Последний большой бой за Белое Приморье под селом Монастырищем 13–14 октября окончился для белоповстанцев неудачно. Особенного поражения не понесли, но и не смогли добиться успеха. Потери были весьма значительны, и войска, принимавшие в этом бою участие, начали уходить в сторону города Никольск-Уссурийского. В арьергарде осталась Поволжская бригада, занявшая позицию между станцией Ипполитовка и селом Ляличи, где спокойно простояла всю ночь.
Я в эту ночь, с двумя телефонистами, проболтался на наблюдательном пункте, который находился саженях в ста справа, впереди позиции Волжской батареи, на бугре, покрытом мелким кустарником. Ночь была настолько темная, что добраться с батареи до наблюдательного пункта, не держась за телефонный провод, не представлялось возможным. Кругом ничего не было видно. Вглядываясь в темноту, мы прислушивались к малейшему шороху. Телефонисты, под предлогом проверить линию или принести кипятку, по очереди ходили на батарею. Мне проверять было нечего, и я сидел на месте.
Около 3 часов утра все еще было так же темно. Совершенно неожиданно слева от нас послышался шорох и как из-под земли на наблюдательном пункте появились человек двадцать каких-то солдат с винтовками. Оказались волжане, застава, высланная от полка. Выяснилось, что до сих пор, кроме нас троих, впереди никого больше не было. От командира почти тотчас же пришло распоряжение – сматывать провод и возвращаться на батарею.
Утром, когда совсем уже рассвело, появились красные. Батарея открыла огонь из орудий, но скоро пришел приказ сниматься с позиции. Бригада стала отходить. Волжская батарея, получив распоряжение, влилась в артиллерийскую колонну полковника Бек-Мамедова, в которую собирали всю белоповстанческую артиллерию.
16 октября утром, когда артиллерийская колонна входила в город Никольск-Уссурийский, голова ее, неожиданно и неизвестно откуда, была обстреляна из пулеметов. Стрельба почти сразу прекратилась. Потерь не было, но колонна остановилась, и что-то выясняли. Кто стрелял – мы так и не узнали. Простояв на месте полчаса, двинулись дальше и без задержки прошли через весь город – последний на нашем пути. К обеду подошли к реке Суйфун, против деревни Красный Яр, и начали переправляться на другую сторону по имевшемуся небольшому парому, который нужно было тянуть, перебирая руками туго натянутый канат, переброшенный через реку. Ставить на паром больше одной пушки было рискованно. Провозились долго, но все прошло гладко.
Ночевали в Красном Яру. На другой день ушли на Худяковские хутора, расположенные против Раздольного – вдоль сопок, где остались на ночлег. Волжская батарея попала в дом самого хозяина. Он принял нас очень радушно, угостил ужином и показал свой олений заповедник. Было темно, но все же при слабом свете керосинового фонаря нам удалось увидеть двух или трех оленей. Они были без рогов – панты уже были срезаны. Семья у старика хозяина была большая, но разобрать, кто члены его семьи, кто рабочие, было невозможно. Он не делал между ними никакой разницы. Одеты были почти все одинаково. Распрощались мы с ним очень тепло.
Из Худяковских хуторов артиллерийская колонна, без всяких приключений, перешла в деревню Пеняжено, расположенную недалеко от Амурского залива, где в него впадает река Суйфун. Вечером, после ужина, – это было 18 октября 1922 года – командир, собрав всю батарею, прочел только что полученный им приказ по земской рати (так в то время называлась наша армия), в котором ее командующий, генерал Дитерихс, объявлял: «Война окончена. Я ухожу в Китай. Кто хочет – может идти со мной, а кто не хочет – может делать, что ему угодно. Задерживать никого не будут».