Последние дни Помпеи

– Все поэты – чудаки, – заметила вдова, – А все-таки он преинтересный, сочиняет такие хорошие стихи! Вообще, мы сделали большие успехи в поэзии. В настоящее время просто невозможно читать старье.

– Я совершенно согласна с этим, – подтвердила дама в каске. – В современной поэзии столько силы, сколько энергии!..

Воин разлетелся к дамам.

– При виде таких красивых лиц я начинаю понимать все прелести мирного времени.

– О, все вы, герои, отчаянные льстецы, – сказала Фульвия, поспешив присвоить себе комплимент.

– Клянусь этой цепью, полученной мною из собственных рук императора, – отвечал воин, играя короткой цепью, окружавшей его шею в виде ожерелья, вместо того, чтобы спускаться на грудь, как у мирных граждан, – клянусь этой цепью, вы, дамы, несправедливы ко мне! Я человек прямой, как и подобает солдату.

– Как вы находите помпейских дам вообще? – осведомилась Юлия.

– Клянусь Венерой – очаровательными! Правда, они балуют меня немного, и это придает им двойную прелесть в моих глазах.

– Мы любим военных, – сказала жена Пансы.

– Я это вижу! Клянусь Геркулесом! Даже неприятно быть слишком знаменитым в этих городах. В Геркулануме влезают на крышу моего атриума, чтобы посмотреть на меня сквозь комплувиум. Восхищение сограждан приятно вначале, но в конце концов надоедает.

– Правда, сущая правда, о Веспий! – воскликнул поэт, присоединяясь к группе. – Я сам это испытал.

– Ты? – проговорил статный воин с невыразимым презрением, смерив глазами маленькую фигурку поэта. – В каком же легионе ты служил?

– Мои трофеи можно видеть на самом форуме, – отвечал поэт, бросив многозначительный взгляд в сторону дам. – Я был в числе сотоварищей, contubernales самого великого мантуанца.

– Я не знаю никакого генерала из Мантуи, – с важностью сказал воин. – В какой кампании ты участвовал?

– В кампании Геликона.

– Не слыхал!

– И не мудрено, Веспий, он шутит, – засмеялась Юлия.

– Шутит! Клянусь Марсом, я не такой человек, над которым можно шутить.

– Но ведь сам Марс был влюблен в богиню веселья и шуток! – возразил струсивший поэт. – Так знай же, о Веспий, что я – поэт Фульвий. Это я воспеваю славу воинов и делаю их бессмертными.

– Да помилуют нас боги! – шепнул Саллюстий на ухо Юлии. – Если Веспий сделается бессмертным, какой образец несносного хвастуна перейдет в потомство!

Воин казался озадаченным. Но в эту минуту, к великому облегчению всего общества, подали знак к началу пира.

Мы уже присутствовали на парадном собрании в доме Главка, поэтому избавим читателя от повторения подробностей о сервировке блюд.

Диомед, любивший церемонии, назначил «указчика» (nomencla-tor), обязанность которого состояла в том, чтобы указывать места каждому гостю.

Банкет был накрыт на трех столах – один посередине, два по бокам. Гости помещались только с наружной стороны столов, а внутренняя осталась незанятой, чтобы слугам удобнее было подавать. На конце одного из боковых столов сидела Юлия, как царица празднества, на конце другого стола – Диомед. По углам центрального стола помещались эдил и римский сенатор – это были самые почетные места. Остальные гости были рассажены таким образом, чтобы молодые мужчины сидели возле молодых женщин, а более пожилые также рядом, – обычай довольно приятный, но часто подававший повод обижаться тем, кто желал казаться моложе своих лет.

Кресло Ионы стояло рядом с ложем Главка[22]. Кресла были отделаны инкрустациями из черепахи и снабжены пуховыми подушками, украшенными роскошной вышивкой. Вместо наших современных украшений посреди стола красовались изображения богов из бронзы, слоновой кости и серебра. Конечно, не были забыты и лары, домашние боги. Над столом свешивался с потолка богатый навес в виде балдахина. По углам стола стояли высокие канделябры, ибо, несмотря на то, что час был ранний, в зале царил искусственный мрак. Расставленные в разных местах треножники распространяли аромат мирры и ладана. Буфет (abacus) украшался большими вазами и разными серебряными вещами, расположенными с таким же тщеславием, но, пожалуй, с большим вкусом, чем на наших современных празднествах.

Обычай читать молитву перед началом трапезы заменялся возлияниями в честь богов. Весте, как царице домашних богов, обыкновенно первой воздавалась эта дань благоговения.

Когда кончилась церемония, рабы осыпали цветами весь пол и ложа гостей, затем увенчали их головы гирляндами из роз, искусно переплетенными лентами и корой липы, и перевитыми плющом, который считался предохранительным средством от опьянения. В венках женщин плюща не полагалось, так как у них было в обычае не пить вина в обществе. Тогда Диомед, как председатель за столом, счел нужным выбрать распорядителя празднества, «basileus’a» (важная должность, на которую назначался один из гостей по жребию или по выбору хозяина дома).