Последние дни Помпеи

– Да ниспошлют мне боги такого же преданного. Вот, Главк, жемчуг, который я назначаю в подарок твоей невесте. Пусть она носит его на здоровье, молю о том Юнону!

С этими словами она передала Главку футляр с ниткой довольно крупного и ценного жемчуга. В то время там распространен был обычай делать подарки помолвленным, так что Главк без всяких затруднений принял ожерелье. В душе, однако, гордый афинянин решил отплатить за этот подарок другим, второе дороже. Юлия, не дав ему времени поблагодарить ее, налила немного вина в небольшой кубок.

– Ты пил много тостов с отцом моим, – сказала она улыбаясь, – выпей один со мной, за здоровье и счастье твоей невесты!

Прикоснувшись губами к кубку, она подала его Главку. Этикет требовал, чтобы Главк выпил все до последней капли, – он поспешил осушить кубок. Юлия, не подозревая обманной проделки Нидии, наблюдала за ним сверкающими глазами. Хотя колдунья и предупредила ее, что действие снадобья может быть и не мгновенным, она, однако, твердо надеялась, что сила чар не замедлит обнаружиться. Каково же было ее разочарование, когда она увидела, что Главк холодно поставил кубок на место и продолжал разговаривать с ней прежним любезным тоном, но без малейшего волнения, и хотя она удерживала его у себя, насколько позволяли приличия, но никакой перемены не произошло в его обращении

– Зато завтра, – подумала она с упоением, оправившись от минутного разочарования, – завтра… берегись, Главк!

И в самом деле, горе Главку!

IV. Ход рассказа прерывается неожиданным эпизодом

В тоске и беспокойстве Апекидес весь день бродил, не находя себе места, по самым уединенным окрестностям города. Солнце медленно близилось к закату, когда он, наконец, остановился на пустынном берегу Сарна. Сквозь зелень и виноградные лозы белели вдали здания города. В это укромное место не доносилось ни звука, ни гула людской суеты. На зеленеющих берегах мелькали ящерицы и кузнечики. Кое-где в густой листве внезапно раздавалась песня одинокой птицы и сразу замолкала. Кругом царила глубокая тишина, но еще не тишина ночи. В воздухе все еще чувствовалась свежесть и дневное оживление, в траве копошились насекомые. На противоположном берегу белая, грациозная коза пощипывала траву, подходила к берегу и останавливалась у воды, чтобы напиться.

Апекидес стоял у реки, задумчиво поглядывая на волны, как вдруг возле него раздался лай собаки.

– Молчи, бедный дружище, – проговорил чей-то голос поблизости, – незнакомец не сделает вреда твоему господину.

Новообращенный узнал этот голос и, обернувшись, увидал таинственного старика, которого он видел на сборище назареян.

Старик сидел на камне, обросшем мохом, возле него лежал посох и сумка. У ног его свернулась небольшая мохнатая собачка, его спутница во многих опасных странствиях.

Один вид этого старика был бальзамом для измученной души новообращенного. Он подошел к нему и, попросив благословения, сел с ним рядом.

– Ты уже собрался в дорогу, отец мой? – сказал юноша. – Ты покидаешь нас?

– Сын мой, – отвечал старик, – не много дней осталось мне прожить на этом свете, и я пользуюсь ими, как мне подобает, странствуя с места на место, укрепляя тех, кто собирается во имя Господне, всюду проповедуя славу Сына Божия, явившуюся рабу Его.

– Говорят, ты сам видел Христа?

– Да, и Он воскресил меня из мертвых. Знай же, юный прозелит, обращенный в новую веру. В далекой Иудее, в городе Наине жила вдова, смиренная душой и с сокрушенным сердцем. Единственным звеном, привязывавшим ее к жизни, был сын, которого она любила нежной, грустной любовью, ибо он напоминал ей умершего мужа. И этот сын умер. Посох, служивший ей опорой, был сломан. Елей иссяк в сосуде вдовы. Мертвеца положили в гроб, но когда его проносили близ городских ворот, где собралась толпа народу, вопли вдруг замолкли, так как в эту минуту проходил мимо Сын Божий. Мать, следовавшая за гробом, тихо плакала, и всякий, кто смотрел на нее, видел, что сердце ее разбито. И Господь сжалился над нею, прикоснулся к гробу и сказал: «Говорю тебе, встань!» Мертвец ожил и взглянул в лицо Господа. О! Какое спокойное, торжественное чело, какая несказанная улыбка, какое печальное, изможденное заботами лицо, освещенное Божественной добротой! Оно рассеяло тень могилы! Я встал, я заговорил, я ожил, я очутился в объятиях матери… Да, я воскрес из мертвых! Народ поднял крик восторга, погребальные рожки зазвучали ликующей песнью. Отовсюду слышались восклицания: «Господь посетил народ свой!» Но я ничего не слышал, ничего не чувствовал и не видел, кроме лица Спасителя!

Старик замолк, глубоко взволнованный. Юноша почувствовал, что кровь его стынет и волосы подымаются дыбом, – он видел перед собой человека, познавшего тайну смерти!