Последние дни Помпеи

– До тех пор, – продолжал сын вдовы, – я был таким же, как и все люди: легкомысленным, ни о чем другом не помышляющим, как о любви и наслаждениях. Мало того, я чуть не увлекся темными учениями саддукеев! Но восстав из мертвых, пробудившись от страшных снов, тайну которых уста мои не дерзают открыть, возвращенный на землю, чтобы свидетельствовать о могуществе Небес, снова ставший смертным в доказательство бессмертия, я стал совсем другим человеком. О, злосчастный погибший Иерусалим! Того, Кто дал мне жизнь, я видел преданным на страшные муки и позорную смерть! В несметной толпе я видел сияние, остановившееся и сверкавшее над крестом. Я слышал вопли черни, – я кричал, бесновался, угрожал, но никто не обращал на меня внимания. Меня затерли в сутолоке, голос мой был заглушен ревом нескольких тысяч народу. Но даже и тогда, в моем горе и среди Его мучений, мне казалось, что очи Богочеловека ищут моих очей, на устах Его мелькала улыбка, в знак того, что Он покорил смерть, эта улыбка заставила меня умолкнуть, и я успокоился. Что для Него смерть, когда Он извлек меня из могилы? Косые лучи солнца озаряли Его бледные, мощные черты – и вдруг потухли. Тьма пала на землю. Как долго она продолжалась, не знаю. Сквозь мрак раздался резкий, страшный крик!.. И все замолкло.

Но как описать ужасы этой ночи? Я бродил по городу, земля колебалась у меня под ногами, дома сотрясались до основания, живых людей не видно было на улицах, зато мертвецы встали из гроба. Во мраке я видел, как скользили темные, страшные призраки в саванах, скорбь, ужас и угроза выражались на их неподвижных устах и в тусклых глазах. Они задевали меня, смотрели на меня, своего бывшего брата, и кивали мне головами, как знакомому; они восстали, чтобы сказать живым, что мертвые могут воскреснуть!..

Снова старик остановился и затем продолжал уже более спокойным тоном:

– С этой ночи я оставил все земные помыслы и задался единственной целью – служить Ему. В качестве странника и проповедника я обошел самые отдаленные страны земли, всюду провозглашая Его божественную славу и обращая новых учеников в Его веру. Я являюсь, как ветер, и, как ветер, исчезаю. Подобно ветру я сею семена, обогащающие мир.

Сын мой, мы больше не увидимся с тобой. Не забудь этого часа. Что значит пышность и наслаждения земные? Жизнь светит не надолго. Как светильник, она горит и угасает. Но свет души – это звезда, сияющая вечно в лоне беспредельного пространства…

Затем беседа их коснулась общих великих истин бессмертия. Это успокоило и возвысило душу юного неофита, который все еще не мог отрешиться от призраков прежней веры, так недавно покинутой им, он, словно узник, вырвавшийся на волю, вдыхал в себя чистый воздух. Существовала резкая, определенная разница между христианством старика и христианством Олинтия, первое было мягче, кротче, божественнее. Суровый героизм Олинтия отличался какой-то порывистостью и нетерпимостью, это было необходимо для роли, которую он призван был играть. Словом, Олинтий олицетворял собою мужество мученика, а не милосердие святого. Он ободрял, подстрекал, укреплял, вместо того, чтобы успокаивать и смягчать душу, тогда как сердце божественного старца было все преисполнено любви. Улыбка Господа очистила его от земных, грубых страстей и соединила в нем с энергией героя кротость младенца.

– Ну а теперь, – молвил старец, вставая, между тем как последние лучи солнца потухали на западе, – теперь в прохладе сумерек я намерен продолжать свой путь к Риму императоров. Там еще есть несколько святых людей, узревших, как и я, лицо Христа. Их мне хочется повидать перед смертью.

– Однако ночь холодна, а ты так стар, отец. Путь предстоит далекий, и разбойников немало по дороге, – отдохни здесь до завтрашнего дня.

– Дорогой сын мой, в этой сумке нет ничего, что могло бы соблазнить разбойников! Что касается ночи и уединения, то в эту пору я вижу лестницу, на которой собираются ангелы, и у подножия ее дух мой созерцает Бога. О, никто не поймет, что испытывает странник, совершая свой священный путь. Он не знает ни страха, ни трепета, опасности ему нипочем, ибо с ним Бог! Он слышит, как ветер шепчет радостные вести. Леса дремлют под сенью Божьих крыл. Звезды – это письмена небес, залог любви, свидетели бессмертия. Ночь создана для странника, – она для него лучше дня.

С этими словами старец прижал Апекидеса к груди своей и, подняв посох и сумку, побрел своей дорогой, тихими шагами, потупив глаза. Собака весело запрыгала вокруг него.

Новообращенный следил глазами за его согбенной фигурой, пока она не скрылась за деревьями. Звезды стали загораться на небе. Тогда он вдруг очнулся от своих мечтаний, вспомнив о свидании, назначенном Олинтием.

V. Волшебное зелье. – Его действие