– Клянусь богиней красоты, – чудная страна этот Кипр! Там в наших жилах течет вино вместо крови! Смотрите, у того Фавна вскрыли жилы, чтобы показать, как кровь в них переливается и клокочет! Поди сюда, веселый бог! Ты сидишь верхом на козле? Какая у него славная, шелковистая шерсть, он стоит всех парфянских коней! Но послушай – твое вино слишком крепко для нас, смертных. О, как здесь хорошо! Ни один листочек не шелохнется! Зеленые волны леса подхватили зефир и потопили его! Ни малейшее дуновение ветерка не шелестит листвой. Я вижу, как сновидения дремлют со сложенными крылами на неподвижном вязе… Вдали сверкает синий поток в лучах полуденного солнца… струя фонтана бьет кверху… Ах, фонтан! Не погасить тебе лучи моего греческого солнца, как ты ни стараешься, простирая свои цепкие, серебристые руки! Но что это за фигура мелькает там, за кустами? Она лучезарна, как луч луны. На голове ее венок из дубовых листьев. В руке она держит опрокинутую вазу, из которой сыплются мелкие, розовые раковины и льется сверкающая струя воды. О, взгляните на это лицо! Люди никогда не видывали ничего подобного… Смотрите… она и я – мы одни в дремучем лесу. Уста ее без улыбки, она движется тихо, печально. О! Бежать… это нимфа! Кто увидит ее, тот сходит с ума! Бежать скорее… она отыскала меня!
– О Главк, Главк! Разве ты не узнаешь меня? Не волнуйся так, или ты убьешь меня одним своим словом!
Новая перемена, казалось, произошла в потрясенном, расстроенном рассудке несчастного афинянина. Он положил руки на шелковистые волосы Нидии, стал гладить ее локоны, пытливо, заглядывая ей в лицо, и так как в разорванной цепи его мыслей два или три звена еще сохранились, то вид ее, по-видимому, напомнил ему Иону. При этом воспоминании его безумие разгорелось с еще большей силой. Страсть звучала в его голосе, когда он воскликнул:
– Клянусь Венерой, Дианой и Юноной, что будь у меня целый мир на плечах, как у моего земляка Геркулеса (о, ничтожный Рим! Все, что было великого, принадлежит Греции. Не будь нас, римляне не имели бы богов), повторяю, будь я на месте Геркулеса, я сбросил бы этот мир в бездну хаоса за одну улыбку Ионы. О, красавица моя обожаемая, – прибавил он голосом невыразимо нежным и жалобным, – ты не любишь меня! Ты неласкова со мной. Египтянин оклеветал меня перед тобою, ты не знаешь, какие долгие часы я провел под твоим окном… ты не знаешь, я всю ночь дожидался, пока потухнут звезды, надеясь, что, наконец, покажешься ты, мое солнце ясное, но ты меня не любишь, ты покинула меня! О, не оставляй меня хоть теперь! Я чувствую, что жизнь моя будет недолга, дай насмотреться на тебя в последний раз! Я родом из чудной страны твоих отцов, я взбирался на высоты Фила, я собирал розы и гиацинты в оливковых рощах Илисса. Ты не должна покидать меня, ведь твои предки были братьями моих предков! Говорят, здешний край прекрасен, здешнее небо безоблачно, но я возьму тебя с собою… О, мрачное видение, зачем ты становишься между мною и моей возлюбленной? На челе твоем смерть, страшная смерть! На устах твоих – убийственная улыбка. Имя твое Орк, но на земле люди зовут тебя Арбаком. Видишь, я знаю тебя! Исчезни, мрачный призрак, твои чары бессильны!
– Главк, Главк! – бормотала Нидия и, выпустив его из рук, упала на пол без чувств от волнения, испуга и угрызений совести.
– Кто зовет? – воскликнул он. – Иона… это она! Ее унесли, похитили, но мы спасем ее… Где мой стилет? А, он тут! Иду, Иона, спешу к тебе на помощь… Иду, иду!..
Сказав это, афинянин выскочил из портика, пробежал через весь дом и, бормоча про себя, быстрыми, но шаткими шагами бросился бежать по улицам, слабо озаренным светом звезд. Роковое снадобье огнем горело в жилах несчастного. Действие зелья, вероятно, еще усилилось вследствие выпитого Главком вина. Привыкшие к излишествам ночных кутил прохожие, улыбаясь и подмигивая, давали дорогу молодому человеку, нетвердому на ногах. Они думали, что он находится под влиянием Бахуса, которого недаром очень почитали в Помпее. Но те, которые пристальнее вглядывались в его лицо, отшатывались от него с необъяснимым ужасом, и улыбка исчезала с их губ. Главк пробежал по самым людным улицам. Машинально направляясь к дому Ионы, он очутился в более пустынном квартале и вошел в рощу Цибелы, ту самую, где Апекидес имел свидание с Олинтием.
VI. Собрание разнообразных личностей. – Потоки, которые, по-видимому, текли врозь, устремляются в один и тот же залив