Каллий отодвинул засов, из-за двери мгновенно показалось огорченное лицо Созия.
– Как ты забрался в комнату молодой девушки? Созий! Proh pudor! Разве мало спелых плодов на стене, что ты польстился на такой зеленый…
– Не называй имени этой маленькой колдуньи, – прервал его Созий нетерпеливо, – она погубит меня!
И он немедленно рассказал Каллию об истории воздушного демона и о бегстве вессалийки.
– Ну, пропал ты, бедняга Созий, а мне только что дано самим Арбаком поручение к тебе, чтобы ты ни под каким видом не выпускал ее из комнаты ни на минуту!
– Ах, я несчастный! – воскликнул раб. – Что мне делать? Тем временем она успела обежать половину всей Помпеи! Но завтра, впрочем, я постараюсь изловить ее, только не выдавай моей тайны, милый Каллий!
– Я сделаю все, что смогу сделать, по дружбе, не повредив самому себе. Но уверен ли ты, что она вышла из дому? Может быть, она тут где-нибудь прячется?
– Возможно ли это? Она легко могла выбежать в сад, а калитка ведь была отворена, говорят тебе.
– Нет, потому что в тот самый час, о каком ты говоришь, Арбак был в саду с жрецом Калением. Я вышел туда собирать травы для ванны моего господина к завтрашнему дню. Я видел, что стол опрокинут, но калитка была затворена, в этом ручаюсь тебе. Калений вошел в сад и, понятно, затворил за собою калитку
– Но она не была заперта.
– Нет, была, так как я сам, рассерженный небрежностью, по милости которой какие-нибудь воры могли растаскать бронзу из перистиля, – я сам повернул ключ в замке, и так как не нашел надлежащего раба, кому бы передать его, то ключ остался у меня до сих пор, – вот он, у меня за поясом.
– О, милосердный Бахус! Недаром же я молился тебе так усердно! Нельзя терять ни минуты. Пойдем, обыщем сад, – она еще, может быть, там!
Добросердечный Каллий согласился помочь рабу и, тщетно обшарив все соседние комнаты и ниши перистиля, они вышли в сад.
Это было приблизительно в то время, когда Нидия решилась выйти из своего тайника и отважилась идти дальше. Ступая на цыпочках, трепетно задерживая дыхание, то скользя мимо обвитых цветами колонн перистиля, то мелькая по полосам лунного света, ложившимся на мозаичный пол, то пробираясь по террасе сада и между мрачными, безмолвными деревьями, она добралась до роковой калитки и нашла ее запертой! Всем нам случалось видеть то выражение страдания, неизвестности, страха, внезапного разочарования осязания, если можно так выразиться, которое разливается вдруг по лицу слепых! Но какие слова в состоянии описать ту невыносимую скорбь, то сердечное отчаяние, какое изобразилось теперь на лице вессалийки? Несколько раз ее маленькие, дрожащие ручки ощупали неумолимую дверь. Бедняжка! Напрасно было все твое благородное мужество, все твои невинные хитрости, твои старания ускользнуть от ищеек и охотников! В нескольких шагах от тебя, издеваясь над твоими попытками, над твоим отчаянием, зная, что ты уже в их власти, и с жестоким терпением выжидая минуты, чтобы схватить тебя, стоят твои преследователи, которых ты не можешь видеть!
– Тише, Каллий, оставь ее, не трогай! Посмотрим, что она будет делать, когда убедится, что дверь действительно заперта.
– Смотри! Она подымает голову к небу… Что-то бормочет… Падает в отчаянии… Нет! Клянусь Поллуксом, она замышляет какую-то новую штуку! Не хочет покориться! Юпитер! Этакий настойчивый характер! Гляди, она вскакивает, бросается назад, придумала что-то! Советую тебе, Созий, дольше не откладывать: забирай ее, прежде чем она успела убежать из сада! Ну, вот, теперь!
– А! Беглянка! Наконец-то я поймал тебя, – воскликнул Созий, схватив несчастную Нидию.
Подобный предсмертному крику зайца, настигнутого собакой, или пронзительному крику ужаса сомнамбулы, внезапно разбуженной, раздался вопль слепой, когда она почувствовала себя в грубых лапах тюремщика. Это был вопль, полный такой дикой агонии, такого отчаяния, что, раз услышав его, нельзя было позабыть. Она почувствовала, как будто последняя спасительная доска вырвана из рук утопающего Главка! Это была борьба и на жизнь и на смерть, и вот смерть восторжествовала!
– Боги! Такой крик всполошит весь дом!
– А у Арбака сон такой чуткий. Заткни же ей глотку! – воскликнул Каллий.
– А! Вот как раз и полотенце, которым юная колдунья завязала мне глаза и омрачила мой рассудок. Вот и ладно, – теперь ты и нема и слепа.
Подхватив легкую ношу на руки, Созий вошел в дом и добрался до той комнаты, откуда бежала Нидия. Там, сняв повязку с ее рта, он оставил ее в одиночестве, столь ужасном и томительном, что в сравнении с ним все муки ада показались бы ничтожными.
XVI. Печаль добрых приятелей по поводу чужого несчастья. – Тюрьма и ее жертвы
Подходил к концу третий и последний день судилища над Главком и Олинтием. Через несколько часов после того, как окончилось заседание суда и приговор был произнесен, небольшое общество помпейской золотой молодежи собралось за роскошным столом Лепида.
– Итак, Главк до конца отрицал свое преступление, – заметил Клавдий.