Последние дни Помпеи

Созий, словно боясь, что она опять проведет его, не заходил к ней до другого утра, в довольно поздний час, да и тогда он просто сунул обычную корзину еды и вина и скорее запер дверь. Прошел день, а Нидия все еще была связана, накрепко заперта, между тем это был день суда над Главком, и, будь она на свободе, она могла бы спасти его! А между тем, сознавая почти полную невозможность бежать, она понимала, что единственный шанс на спасение Главка зависит от нее. Эта молоденькая девушка, хрупкая, страстная и чувствительная, решила не предаваться отчаянию, не терять присутствия духа, так как это лишило бы ее возможности ухватиться за первый представившийся случай, чтобы бежать. Она сохраняла мужество, хотя в голове у нее путалось. Мало того, она поела и выпила вина, чтобы поддержать свои силы и быть готовой на всякий случай.

План за планом возникал в ее голове и снова отбрасывался. Созий, однако, оставался ее единственной надеждой, единственным орудием, которым она могла воспользоваться. Он выказал свое суеверие, желая узнать, сможет ли он выкупиться на свободу? О милосердные боги! Нельзя ли подкупить его, пообещав ему эту свободу? Не достаточно ли она богата, чтобы выкупить его? Ее тонкие руки были покрыты браслетами, подаренными Ионой, а на шее у нее была надета та самая цепь, которая, если помнит читатель, была причиной ее ревнивой ссоры с Главком и которую она с тех пор обещала не снимать никогда. Страстно ждала она появления Созия, но часы летели, а он все не приходил. Тогда ее нетерпение дошло до крайних пределов. Каждая жилка ее билась в лихорадке, она не могла долее выносить одиночества – стонала, громко вскрикивала, стучала в двери. Крики ее раздавались по зале, и Созий с досадой поспешил узнать, в чем дело, и по возможности усмирить свою пленницу.

– Эй! Что это значит? – крикнул он сердито. – Если ты не перестанешь орать, придется снова заткнуть тебе глотку. Моей спине больно достанется, если господин услышит тебя.

– Добрый Созий, не брани меня, я не могу так долго оставаться одна, – одиночество удручает меня. Посиди со мной немного, прошу тебя. Не бойся, что я снова стану пробовать бежать. Поставь стул перед дверью. Не спускай с меня глаз, я не двинусь с места.

Созий, сам порядочный болтун, был тронут этим воззванием. Он понимал томление человека, которому не с кем поговорить, тем более что сам он был в таком же положении. Ему стало жалко Нидию, и он решил облегчить самого себя. Последовав ее совету, он поставил табурет свой к двери, прислонился к ней спиной и отвечал:

– Я не намерен быть чересчур строгим, и если дело идет не дальше невинной беседы, то я готов сделать тебе удовольствие. Но смотри у меня – без штук, без ворожбы!

– Нет, нет. Скажи мне, дорогой Созий, который час?

– Уже вечереет, козы возвращаются домой.

– О боги! А какие вести о судилище?

– Оба преступника осуждены.

Нидия с трудом удержалась от громкого крика.

– Ну да, я так и думала… Когда же казнь?

– Завтра, на играх, в амфитеатре. Если б не ты, маленькая злодейка, и меня бы отпустили туда поглазеть с остальными.

Нидия откинулась назад на несколько мгновений. Природа ее не вынесла, девушке стало дурно. Но Созий этого не заметил в сумерках, да и, кроме того, он был слишком поглощен своими собственными делами. Он продолжал сокрушаться о том, что лишится такого чудного зрелища, обвинял в несправедливости Арбака, избравшего его изо всех прочих для выполнения роли тюремщика. Не успел он кончить своих сетований, как Нидия очнулась с глубоким вздохом.

– Ага, ты вздыхаешь, слепая, жалеешь о моей потере! Ну, что же, и в этом хоть какое-нибудь утешение. Раз ты сознаешь, как дорого ты мне обходишься, постараюсь не ворчать. Так тяжело выносить дурное обращение и не видеть ни в ком сострадания.

– Сколько тебе надо, чтобы откупиться на волю?

– Сколько? Да около двух тысяч сестерций.

– Слава богам! Так не больше? Видишь ты эти браслеты и эту цепь. Они стоят вдвое дороже этой суммы. Я отдам их тебе, если…

– Полно, не искушай меня. Я не могу выпустить тебя отсюда. Арбак строгий, жестокий хозяин. Кто знает, не бросит ли он меня на съедение рыбам в Сарн, а тогда все сестерции в мире не вернут меня к жизни. Уж лучше живая собака, чем мертвый лев.

– Созий, ведь я даю тебе свободу! Подумай хорошенько! Только выпусти меня на один часок! Выпусти в полночь, а я вернусь завтра на рассвете. Ты даже можешь сопровождать меня.

– Нет, – отвечал Созий решительно. – Один раб однажды не послушался Арбака, и с тех пор словно в воду канул…

– Но закон не дает господину права на жизнь и смерть его рабов.

– Закон очень любезен, но он более вежлив, чем действителен. Я знаю, по крайней мере, что закон всегда оказывается на стороне Арбака. Вдобавок если я умру, то никакой закон уже не воскресит меня!

Нидия заломила руки.

– Значит, нет никакой надежды? – судорожно проговорила она.

– Никакой надежды ускользнуть, пока сам Арбак не разрешит.

– Ну так, по крайней мере, ты не откажешь мне отнести мое письмо, – возразила Нидия с живостью. – Твой господин не убьет тебя за это.

– Письмо, к кому?

– К претору.