Последние дни Помпеи

– Тсс… Говори тише, нагнись ко мне, дай руку… Знаешь ты Арбака? О! Рука твоя холодеет… Но слушай дальше! Ты произносил страшную клятву?

– Кто ты такая, откуда ты, бедная девушка? – проговорил Апекидес с испугом. – Я тебя не знаю, не на твоей груди покоилась голова моя. Я никогда не видел тебя до этой минуты.

– Но ты слышал мой голос. Довольно! Об этом нам обоим стыдно вспоминать. Слушай – у тебя есть сестра…

– Говори, говори! Что с ней случилось?

– Ты знаешь, что такое пиры смерти, молодой чужеземец. Может быть, тебе нравится участвовать в них? А понравилось бы тебе, если бы на них присутствовала твоя сестра? Понравилось бы тебе видеть ее гостьей Арбака?

– О боги, он не посмеет!.. Девушка, если ты издеваешься надо мной – трепещи! Я разорву тебя на части!

– Я говорю сущую правду. И в эту самую минуту Иона находится в залах Арбака – его гостьей в первый раз. Ты сам знаешь, какая опасность в этом первом посещении! Прощай, я исполнила свой долг.

– Постой, постой! – воскликнул жрец, проводя по лбу своей исхудалой рукой. – Если это правда, то что надо сделать, чтобы спасти ее? Меня могут не впустить. Я не знаю всех ходов этого лабиринта. О Немезида! Поделом я наказан!

– Я отпущу раба, провожавшего меня, – будь ты моим проводником и товарищем. Я доведу тебя к потайной двери дома, я шепну тебе на ухо слово, по которому тебя впустят. Захвати с собой какое-нибудь оружие, оно может пригодиться!

– Постой одну минуту, – сказал Апекидес, удаляясь в одну из келий, помещавшихся по бокам храма. Через несколько мгновений он появился снова, закутанный в широкий плащ, скрывавший его священническую одежду, – такие плащи носили в то время люди всех классов. – Ну а теперь, – проговорил он, скрежеща зубами, – если только Арбак осмелился… Но нет, он не посмеет! Не посмеет! Зачем подозревать его? Неужели он такой низкий негодяй! Я не могу допустить этого. А между тем ведь он софист… Мрачный обманщик. О, да хранят ее боги… Но разве есть боги? Да, есть, по крайней мере, одна богиня, и к ней я прибегаю, – это богиня мщения!

Бормоча про себя несвязные слова, Апекидес, в сопровождении молчаливой слепой спутницы, быстро шел по безлюдным улицам к жилищу египтянина.

Раб, так неожиданно отосланный Нидией, пожал плечами, пробормотал себе под нос заклинание, но, впрочем, очень охотно побрел в своей кубикулум.

VIII. Уединение и монолог египтянина. – Анализ его характера

Вернемся назад и посмотрим, что происходило за несколько часов до описанных событий. На рассвете того самого дня, который Главк успел отметить белым, египтянин сидел один на вершине высокой пирамидальной башни, помещавшейся сбоку его дома. Высокий парапет, окружавший ее как стеной, вышина здания и мрачные деревья, осенявшие дом, не позволяли любопытному глазу проникнуть в это уединение. На столе перед Арбаком лежал свиток, покрытый таинственными письменами. В небесной выси звезды уже начинали бледнеть и меркнуть. Ночные тени, окутывавшие бесплодные вершины гор, понемногу рассеивались. Только над Везувием стояло густое, непроницаемое облако, которое за последние дни становилось все более и более темным и зловещим. Борьба мрака и света была всего заметнее над океаном, простиравшимся как тихое, исполинское озеро, окаймленное виноградниками и рощами. Кое-где белели стены городов, погруженных в сон и отлого спускающихся к морю.

То был священный час, когда египтянин обыкновенно предавался своей дерзновенной науке – искусству читать изменчивые судьбы людские по звездам.

Он исписал свиток, отметил свои наблюдения и, подперев щеку рукой, погрузился в глубокие думы.