Последние дни Помпеи

– Я желал бы слить все свои сокровища в одну корону, чтобы надевать ее на твое белоснежное чело!

– Увы! Такая тяжесть раздавила бы меня, я была бы второй Тарпеей, – смеясь, возразила Иона.

– Ты не должна презирать богатства, Иона! Кто не богат тот не знает всего, что может дать жизнь… Золото – это величайший волшебник на свете, оно осуществляет наши мечты, оно дает нам власть богов, в обладании им заключается величие и сила, это самый могущественный и вместе с тем послушнейший из наших рабов.

Лукавый Арбак старался ослепить молодую неаполитанку своими сокровищами и своим красноречием. Ему хотелось пробудить в ней желание быть обладательницей всего, что она видела. Он надеялся, что она в мыслях смешивает владельца с его богатством и что прелесть его роскоши отразится и на нем самом. Между тем Иона втайне чувствовала неловкость от этих любезностей, так мало ему свойственных. С тонким тактом, которым обладают одни женщины, она старалась отражать его стрелы, смеялась над комплиментами или вышучивала их так, чтобы пропадал их смысл. Нет ничего милее этого способа защиты, – точно чары африканского волшебника, который одним перышком берется изменить направление ветров.

Египтянин был опьянен и очарован ее грацией, даже более, чем красотой: он с трудом сдерживал свои чувства. Увы! Перышко имело власть только над летними ветерками и должно было сделаться игрушкой бури.

Вдруг, в то время как они стояли в одной из зал, обвешанной драпировками из белой материи с серебром, египтянин ударил в ладоши и, как по волшебству, перед ними поднялся роскошно сервированный стол. У ног Ионы появилось кресло, похожее на трон с пунцовым балдахином. В тот же момент из-за занавесей раздалась невидимая, дивная музыка.

Арбак поместился у ног Ионы, и дети, прекрасные, как амуры, прислуживали за банкетом.

Пир окончился, музыка перешла в еще более тихую мелодию, и Арбак обратился к своей прекрасной гостье:

– Скажи мне, дорогая воспитанница, не желала ли ты когда-нибудь, в этом мрачном, неверном свете, откинуть завесу будущего и взглянуть на тени своей грядущей судьбы? Ведь не у одного прошлого есть призраки, каждое грядущее событие имеет свой призрак. Свою тень. Когда настанет час, тень оживает, облекается в телесную оболочку и вступает в мир. Так в стране загробной есть два неосязаемых, духовных полчища – вещи, которые уже миновали, и те, которые еще будут. Если благодаря нашей мудрости нам удается проникнуть в эту область, тогда мы видим и то и другое Мы познаем, как познал я, не только тайны мертвых, но и судьбы живых.

– И ты это узнал? Неужели наука может проникнуть так далеко?

– Хочешь испытать мои познания, Иона, и увидеть свою собственную судьбу? Это драма, более поразительная, чем драма Эсхила, и я приготовил ее для тебя, если ты хочешь видеть, как тени исполняют свою роль.

Неаполитанка задрожала. Она подумала о Главке и глубоко вздохнула. Сольются ли их судьбы? Полуубежденная, полусомневающаяся, пораженная ужасом и беспокойством, слушая эти слова странного хозяина, она помолчала несколько мгновений и наконец отвечала:

– Это может испугать, смутить меня. Во всяком случае, знание будущего способно отравить настоящее!

– Нет. Иона Я сам заглядывал в твою будущность, тени твоей грядущей судьбы наслаждаются в садах Элизиума. Среди роз и златоцвета они свивают тебе гирлянды, и Рок, столь суровый к другим, готовит тебе лишь счастье и любовь. Не хочешь ли сама взглянуть на свою судьбу, чтобы заранее порадоваться ей?

Снова в сердце Ионы прозвучало имя Главка, и едва слышно она изъявила свое согласие. Египтянин встал и, взяв ее за руку, повел через банкетную залу. Занавесы раздвинулись словно волшебной рукой, музыка заиграла более громкий и радостный мотив. Они прошли между колоннами, по обеим сторонам которых били благоуханные струи фонтанов, затем они спустились в сад по широким отлогим ступеням. Настал вечер, луна уже высоко стояла на небе, чудные цветы из тех, которые днем спят, а ночью распространяют в воздухе сладкое благоухание, были разбросаны между зеленью, освещенной луною, или, собранные в клумбы, лежали, как приношения, у ног многочисленных статуй, сверкавших сквозь зелень.

– Куда ты ведешь меня, Арбак? – спросила Иона с удивлением.

– Туда, недалеко, – отвечал он, указывая на небольшое здание в конце аллеи. – Это храм, посвященный паркам.

Они вошли в узкие сени, в конце которых был протянут черный занавес. Арбак отдернул его, Иона вошла и очутилась в полном мраке.

– Не пугайся, – сказал египтянин, – свет не замедлит явиться.