Главк застал Иону в слезах и старался утешить свою возлюбленную, как мог. Он выпытал у нее рассказ о свидании с братом. Но из этой неясной передачи слов, которые сами по себе были неясны для человека неподготовленного, Главк, как и Иона, не мог понять истинного смысла или намерений Апекидеса.
– Слыхал ли ты что-нибудь об этой новой секте назареян, о которой говорил брат? – спросила Иона.
– Мне часто приходилось слышать о последователях этой религии, но об их догматах я ничего не знаю, кроме того разве, что их учение кажется неестественно суровым и мрачным. Они отдаляются от людей, их возмущает даже наш простой обычай украшать себя гирляндами. Они произносят страшные угрозы, предсказывают конец мира, словом, они как будто извлекли свою мрачную, печальную веру из глубины пещеры Трофония. А между тем, – продолжал Главк, помолчав немного, – в их среде не было недостатка в людях могучих и гениальных, они вербовали последователей даже между афинскими ареопагитами. Я хорошо помню рассказы моего отца об одном странном человеке, посетившем Афины много лет тому назад, помнится, звали его Павлом. Мой отец попал в громадную толпу, собравшуюся на одном из наших холмов слушать толкования этого восточного мудреца: ни звука, ни шороха в несметном собрании. Шутки и ропот, с какими обыкновенно встречают наших национальных ораторов, замолкли для этого незнакомца, и когда на вершине холма, высоко над толпою, затаившей дыхание, появился таинственный посетитель, один вид его вселил священный трепет во всех сердцах, прежде чем он успел заговорить. Отец рассказывал, что это был человек невысокого роста, но благородной, выразительной наружности. На нем была широкая темная одежда. Косые лучи заходящего солнца (собрание происходило вечером) падали на фигуру, стоявшую на возвышении в неподвижной, внушительной позе. Изможденное лицо его носило печать вынесенных невзгод, но глаза сияли почти неземным огнем. Когда он простер руку и заговорил, он имел величественный вид человека, которого осенил Дух Божества!
«Афиняне, – сказал он, – я нашел среди вас алтарь с надписью: Неведомому Богу. Вы поклоняетесь бессознательно тому же Божеству, которому я служу. Пока Он был неизвестен вам, но теперь вы познаете Его».
Затем таинственный проповедник объяснил, что Великий Создатель Вселенной, Повелитель неба и земли, живет не в храмах, созданных руками человеческими, что Его присутствие, Его Дух вездесущи. Он в самом воздухе, которым мы дышим, в нашей жизни и в нашем бытии. «Неужели вы думаете, – восклицал он, – что Невидимый Бог подобен вашим статуям из мрамора и золота? Неужели вы воображаете, что Он нуждается в ваших жертвоприношениях, Он, сотворивший небо и землю?»
Далее проповедник упомянул о приближающихся страшных временах, о конце мира, о воскресении мертвых, в чем удостоверяет воскресение из мертвых могущественного Существа, религию которого он явился проповедовать.
В толпе пронесся, наконец, долго сдерживаемый ропот, и философы, замешавшиеся среди народа, стали вполголоса выражать мудрое презрение. Стоики хмурили брови, циники язвительно усмехались, а эпикурейцы, которые не верят даже в наш Элизиум, с шутками и смехом сновали в толпе. Но душа народа была глубоко затронута и потрясена. Люди трепетали, сами не зная почему. Действительно, незнакомец обладал голосом и величием человека, которого Неведомый Бог послал оповестить веру Его.
Иона слушала с восторженным вниманием. Серьезный, пламенный тон Главка свидетельствовал о впечатлении, произведенном на него самого рассказом отца, присутствовавшего в собрании, которое на холме, посвященном языческому Марсу, впервые услышало Слово Божие!
VI. Привратник, служанка и гладиатор
Дверь Диомедова дома была отворена настежь, и старый раб Медон сидел на нижней ступени лестницы, ведущей в покои. Роскошное жилище богатого помпейского купца до сих пор можно видеть как раз за воротами города, в начале улицы Могил. Околоток был бойкий, несмотря на соседство мертвецов. На противоположной стороне, но только в нескольких саженях ближе к воротам, находилась обширная гостиница, где часто останавливались и подкрепляли свои силы приезжие, посещавшие Помпею по делам и ради удовольствия. Перед гостиницей стояли теперь фургоны, колесницы, повозки – одни только что прибывшие, другие собирающиеся уезжать. Кругом царило суетливое оживление. У дверей несколько мызников сидели на лавке перед круглым столиком и за кубком вина толковали о делах. Сбоку от двери виднелась яркая, свеженамалеванная вывеска, изображающая шахматную доску. На кровле гостиницы находилась терраса, где сидело несколько женщин, жен земледельцев. Некоторые болтали с знакомыми, перегнувшись через перила.