Последний бросок на запад

Серб недовольно поморщился — видимо, это являлось военной тайной.

— Потом узнаете. Сейчас быстрее собирайтесь.

Сообразив, что от Славко ничего больше добиться не удастся, Емельянов пошел собирать вещи…

Вадим был уже почти готов. Он несколько раз уже сбегал к ящикам с фанатами и спрятал к себе в сумку почти десяток.

— Неизвестно, что еще на месте будет. Может, это у них последние фанаты, — пояснил свои действия Чернышев.

— Ага, — откликнулся Дима. — А мы последние русские, которые перебьют последних хорватов и босняков.

— Ты лучше не умничай, а тоже положи себе в сумку парочку. Такое лишним на войне не бывает.

— Спасибо за совет.

Емельянов запихал последние вещи в сумку и произнес:

— Собирайся быстрее, а то последние места в автобусе займут. Тогда пешком идти придется.

Чернышев застегнул свою сумку, перебросил ее через плечо и вслед за Димой вышел из коттеджа.

Автобус несколько часов катался вверх-вниз по асфальтовым и проселочным дорогам, прежде чем остановился окончательно. Наемники высыпали на воздух.

Кругом был заснеженный лес.

Всех прибывших сразу же построили в одну шеренгу. На середину вышел невысокий седобородый мужчина.

— Мы находимся очень близко от зоны боевых действий. Везде в лесу возможны мины. Засады маловероятны, но также возможны, поэтому прошу обращать внимание на каждую мелочь. Впереди пойдет проводник, а все остальные должны идти за ним след в след. Все понятно?

— Кто вы такой? — спросил Емельянов, уже без труда поняв монолог на сербскохорватском языке. — Как вас зовут?

— Простите, не представился, — улыбнулся серб. — Меня зовут Ивица Стойкович. Я капитан сербско-боснийской армии и буду вашим командиром. Мы направляемся на место постоянной дислокации, которое находится на турбазе в лесу. Проехать туда на автобусе сейчас невозможно. Местность минируется. Идти около пятнадцати километров. Еще вопросы есть?

Все промолчали.

Холод заставлял скорее тронуться в путь, чтобы хоть во время движения немного согреться.

Идти было тяжело. Местами снег уже был больше метра глубиной, дорога отняла много сил.

К вечеру весь отряд был на месте. Небольшая турбаза находилась, можно сказать, в райском месте — горы, искристый снег, прозрачный воздух. Благодать! До Сараево, где на таком же прекрасном ландшафте лет десять назад проходили зимние Олимпийские игры, отсюда было недалеко. Кто бы мог подумать, что леса, по которым когда-то бегали мирные лыжники-спортсмены, будут минироваться?

Емельянов все еще стоял на пригорке возле базы, отдыхая и любуясь прекрасным пейзажем, когда подошел Чернышев и, как обычно, испортил настроение:

— Ты пойди посмотри, где нам жить придется. Там медведи и то не рискнут ночевать…

В здании, куда поселили новобранцев, было около пятидесяти комнат, половину из которых занимали сербы. Сама турбаза напомнила Емельянову пионерский лагерь, безоблачное школьное детство.

Свободные комнаты вид имели явно нежилой. Огромные однорамные окна и тонкие двери были рассчитаны исключительно на летний период. Из приборов отопления были только печки-«буржуйки», сделанные из старых металлических бочек. Самая большая стояла в обшей комнате, считавшейся гостиной.

Туда зашли двое российских наемников, которые воевали здесь уже больше месяца. Больше всего новички были удивлены тем, что «наши» оказались казахами из Астраханской области.

— Как здесь? — всем не терпелось узнать особенности местной службы.

— Нормально, — ответил один из казахов. — Служба не пыльная. Разведка да засады. Бывают и рейды, но очень редко. Самое страшное не пули, а холод. Сдохнуть можно… Прямо-таки Чукотка, а не Балканы…

Температура в помещении действительно мало отличалась от воздуха снаружи, а тепло от «буржуйки» сквозняки выметали просто с поразительной скоростью.

За разговорами время пролетело незаметно, и лишь к полуночи все отправились спать.

— Если это называется постелью… — проворчал Чернышев.

Вместе с Димой они расположились в комнате с небольшой, но экономно сжиравшей уголь, которого было немного, печкой.

Кровати оказались деревянные, бывшие когда-то удобными. Но за время использования пружины почти вылезли наружу и врезались в бока просто нестерпимо. О белье вообще говорить не приходилось.

— Спать пора, — прервал стенания Чернышева Дима. — Завтра наверняка ни свет ни заря вставать придется.

Дима с головой закутался в тонкое одеяло, надев перед этим на себя всю свою одежду, и скоро провалился в сон…

Пробуждение пришло с резким солнечным светом. Отражаясь от ослепительно белого снега, свет, проникая сквозь незашторенные окна, слепил глаза — спать дальше было невозможно.

Задеревеневшее тело двигалось с большим трудом и совсем не хотело вылезать из накопленного за ночь тепла.

— А который час? — сонно спросил Чернышев.

— Шесть. По-моему, там уже почти все встали. Давай, поднимайся!

За дверью слышались шаги и негромкие разговоры.

— Не все. Я еще сплю и не собираюсь вставать только потому, что у кого-то утро так рано начинается, — произнес Вадим.