Последний человек

После всех этих событий мы долго не могли обрести спокойствие. Душевная буря налетела на наш до краев нагруженный корабль. И мы, его уменьшенный экипаж, с ужасом считали потери. Айдрис нежно любила своего брата и не могла смириться с разлукой, которая продлится неопределенное время. Мне его общество было дорого и необходимо. Под руководством Адриана и с его помощью я продолжал избранные мною литературные занятия, находя в них много радости. Со своим кротким взглядом на мир, безошибочным суждением и горячей любовью к друзьям он был душою нашего кружка. Даже дети горько сожалели об отсутствии доброго товарища их игр. Всего тяжелее была тоска Пердиты. Несмотря на обиду, мысль о трудах и опасностях, ожидавших наших скитальцев, не оставляла ее ни днем, ни ночью. Раймонд, утративший положение и власть протектора и где-то борющийся с препятствиями, Раймонд среди опасностей войны неотступно стоял перед нею, хотя она не стала бы звать его вернуться, если бы это возвращение означало возобновление их прежнего союза, казавшееся ей невозможным; решив, что так должно быть, она, однако, горько о том сожалела и сердилась на Раймонда как на причину своих страданий. Эти сожаления и терзания каждую ночь увлажняли слезами ее подушку и, внешне и внутренне, оставили от нее лишь тень той, кем она была. Пердита искала уединения и чуждалась нашего семейного кружка, где царили веселье и взаимная любовь. Одинокие раздумья, бесцельные прогулки и печальная музыка — вот чем занимала она свое время. Замкнув сердце для всех нежных чувств, она не уделяла внимания даже собственному ребенку и стала очень холодна со мной, своим первым и самым верным другом.

Я не мог видеть Пердиту такой потерянной и не пытаться поправить беду; а поправить ее было нельзя, если не удастся примирить ее с Раймондом. До самого его отъезда я перепробовал все доводы, все способы убеждения, чтобы она не дала ему уехать. Пердита отвечала мне потоком слез и говорила, что охотно отдала бы жизнь и все ее блага за то, чтобы мне удалось ее убедить. Дело было не в ее желании, а в возможности. Но, повторяла она, легче сковать море цепями и взнуздать ветер, чем ей принять ложь за правду, обман за честный поступок, бессердечность за искреннюю, доверчивую любовь. Отвечала она и более кратко, надменно заявляя, что права. И пока я не могу убедить ее, что прошлое можно зачеркнуть, в зрелом возрасте вернуться к младенчеству, а свершившееся сделать словно никогда не бывшим, бесполезно уверять, что в ее жизни не произошло непоправимых перемен. В суровом и гордом молчании она отпустила Раймонда, хотя сердце ее разрывалось и она теряла все, чем была ценна для нее жизнь.

Полагая, что перемены нужны не только ей, но и нам, выбитым из колеи налетевшей на нас бурей, я уговорил обоих оставшихся у меня спутников на некоторое время покинуть Виндзор. Мы посетили север Англии, мой родной Улсуотер, и немного помедлили в этих местах, связанных с дорогими нам воспоминаниями, а затем продолжили путь до Шотландии, чтобы увидеть Лох-Кэтрин и Лох-Ломонд;¹¹⁰

оттуда переправились в Ирландию и несколько недель провели в окрестностях Килларни¹¹¹

. Смена обстановки в значительной мере оправдала мои надежды. После годичного отсутствия Пердита возвратилась в Виндзор более кроткой и примиренной. Правда, первый взгляд, брошенный на эти места, взволновал ее. Лесные просеки, лощины, заросшие папоротником, холмы в зеленой одежде трав и вся возделанная и приветливая местность вдоль серебристого течения древней Темзы, земля, воздух и волны — все сливалось в мощный хор, который будил воспоминания, исполненные горьких сожалений.

Но этим не ограничились мои старания внушить Пердите более трезвый взгляд на собственное положение. В ее образовании все еще оставались серьезные пробелы. Когда, впервые оставив жизнь крестьянки, она попала в общество образованной и светски воспитанной Эвадны, единственное, в чем она сделала большие успехи, была живопись, к которой у нее обнаружились способности почти гениальные. Это занимало ее в одиноком домике, где она поселилась, расставшись со своей греческой подругой. Теперь заброшены были и палитра и мольберт; когда Пердита пыталась к ним вернуться, рой воспоминаний заставлял дрожать ее руку и застилал глаза слезами. Она оставила и почти все другие свои занятия, и праздный ум, терзаясь одним и тем же, доводил ее чуть ли не до безумия.