Последний человек

В Афины его привезли из Консганшнополя морем. Благоприятный для этого ветер так сильно дул к берегу, что мы не могли, как сперва намеревались, встретить нашего друга еще в пути. Жаждавшие вестей о нем осаждали сторожевую башню Афин; все пристально вглядывались в каждый парус. Наконец первого мая показался на горизонте величавый фрегат, везший сокровище более драгоценное, чем все богатства Мексики, которые когда-либо поглощались разгневанным океаном или благополучно доставлялись по его спокойным волнам, чтобы обогатить испанских королей. На рассвете фрегат направился к берегу и, видимо, должен был стать на якорь в пяти милях от него. Весть эта тотчас распространилась по городу, и все население мимо виноградников, оливковых рощ и смоковниц устремилось к гавани Пирея¹³⁰. Шумная радость толпы, яркие цвета одежд, движение экипажей, марширующие солдаты, колыхание знамен и звуки военной музыки — все это усиливало наше радостное волнение. А вокруг, в величавом покое, высились памятники древних времен. Справа от нас возвышался Акрополь, свидетель тысячи перемен — древней славы, турецкого владычества и возвращения дорого купленной свободы; там и тут виднелись гробницы, увитые вечно юной растительностью; души славных усопших витали над своими могилами и видели в нашей многочисленности и нашем восторге воскрешение сцен, в которых они когда-то участвовали. Пердита и Клара ехали в закрытой карете; я сопровождал их верхом. Наконец мы добрались до гавани. На море вздымались волны; берег был запружен беспокойной толпой; задние ряды ее, напирая, толкали передние к самой воде, а те снова отступали, убегая от волн, с сердитым шумом разбивавшихся перед ними. В подзорную трубу я разглядел, что фрегат уже бросил якорь, опасаясь подходить ближе к подветренному берегу. С фрегата спустили шлюпку; я с тревогой увидел, что Раймонд не в силах покинуть борт сам; его спустили в портшезе, и он лег на дно шлюпки, закутанный в плащи.

Я спешился и кликнул матросам, сидевшим неподалеку в лодке, чтобы они подогнали ее и забрали меня. В ту же минуту Пердита вышла из кареты и схватила меня за руку.

— Возьми меня с собой! — крикнула она, вся дрожа; Клара прижималась к ней.

— Тебе не надо туда, — сказал я. — Море слишком неспокойно, и скоро он сам будет здесь; разве ты не видишь его лодку?

Тут причалила лодка, которую я подозвал; прежде чем я успел остановить ее, Пердита с помощью матросов уже оказалась в ней. Клара последовала за матерью. На выходе из внутренней гавани толпа проводила нас громкими кликами. Моя сестра, стоя на носу лодки, забросала вопросами одного из моряков, смотревшего в подзорную трубу; не чувствуя соленых брызг, не слыша ничего, она видела лишь малую точку над волнами, которая заметно приближалась. Наша лодка неслась со всей скоростью, какую могла развить благодаря усилиям шестерых гребцов. Стройные ряды солдат в живописных одеждах, ликующие звуки музыки, развеваемые ветром флаги, клики нетерпеливой толпы, вид увенчанного храмом утеса и беломраморных строений, сверкавших на солнце и четко рисовавшихся на темном фоне дальних гор, шум моря, плеск весел и брызги волн — все погружало мою душу в экстаз, немыслимый в обыденной жизни. Лодки быстро сближались; уже можно было различить и сосчитать всех, находившихся в шлюпке с Раймондом, и слышать плеск ее весел. Увидел я и моего друга, с трудом приподнявшегося нам навстречу.

Пердита уже не спрашивала ни о чем; она оперлась на мою руку, задыхаясь от волнения, слишком сильного, чтобы найгш выход в слезах. Наши гребцы подошли вплотную к другой лодке. Сестра собрала все свои силы и мужество; она перешагнула из одной лодки в другую и вдруг с криком бросилась к Раймонду, схватила его руку, прильнула к ней губами и дала волю слезам. Рассыпавшиеся волосы закрывали ее лицо.

Раймонд, встречая нас, немного приподнялся, но даже это далось ему с трудом. В бледном призраке со впалыми щеками и запавшими глазами можно ли было узнать возлюбленного Пердиты? Я в ужасе молчал, а он улыбнулся бедной женщине — и это была его прежняя улыбка. Солнечный луч, упав в темную долину, высвечивает там все прежде скрытое, и эта улыбка, та самая, с какой он впервые сказал Пердите слова любви, та, с какой он вступал в должность протектора, теперь, озарив его изменившиеся черты, убедила меня, что перед нами действительно Раймонд.