Последний человек

В Кишан мы прибыли седьмого июля¹³⁴. Во время нашего путешествия погода стояла безоблачная. Каждый день на заре мы выходили из палаток и наблюдали отступление ночной тени с холмов и из долин и золотое великолепие солнечного восхода. Сопровождавшие нас солдаты со свойственной их нации живостью радовались красотам природы. Появление дневного светила они встречали торжественной музыкой; паузы в музыке заполнялись пением птиц. В полдень мы ставили наши палатки где-нибудь в тенистой долине или в лесу на склоне горы; журчавший по камешкам ручей навевал благодатный сон. Вечерний переход, более медленный, бывал еще приятнее, чем утренние хлопоты. Если наш оркестр играл, он как-то невольно выбирал что-нибудь меланхолическое: прощание влюбленных, жалобы разлучившихся, а под конец — какой-нибудь торжественный гимн, созвучный спокойной прелести вечернего часа и устремлявший душу к размышлению и молитве. Часто у нас стихали все звуки, чтобы можно было слушать соловья. Летающие светлячки танцевали под это пение. Нежное воркование азиолы

¹³⁵ сулило путникам хорошую погоду. Когда мы ехали долиной, нас окружала легкая тень и скалы красивейших оттенков. Когда мы оказывались в горах, под нами, точно живая карта, расстилалась Греция. Ее прославленные вершины пронзали воздух; ее реки серебряными нитями прошивали плодородную землю. Затаив дыхание, мы, английские путешественники, восторженно любовались великолепными пейзажами, столь не похожими на скупые краски и скромные красоты нашей страны.

Проехав Македонию, мы очутились на плодородных равнинах Фракии, менее живописных; однако наше путешествие и далее было интересным. Гвардейцы, скакавшие впереди, извещали о нашем приближении, и поселяне тотчас выходили почтить лорда Раймонда. Села украшались триумфальными арками, которые днем увивала зелень, а ночью освещали фонарики; из окон вывешивали ковры, дорогу усыпали цветами; имя Раймонда, сочетаясь с именем Греции и возгласами «Evive!»^*

, звучало над толпой поселян.

По прибытии в Кишан мы узнали, что турецкое войско, услышав о приближении лорда Раймонда и его отряда, отступило от Родосто, но затем ветре-тило на пути подкрепление и вернулось. Тем временем греческий главнокомандующий Аргиропуло¹³⁶ двинул свое войско так, чтобы встать между турками и Родосто; битва, как говорили, стала неизбежной. Пердита и ее дочь должны были остаться в Кишане. Мне Раймонд предложил сопровождать его дальше.

— Клянусь холмами Камберленда! — воскликнул я. — Клянусь всем, что осталось во мне от бродяги и браконьера, я буду рядом с тобой, обнажу свой меч за дело Греции, чтобы и меня славили как победителя!

Вся равнина от Кишана до Родосто на протяжении шестнадцати лье кишела солдатами и теми, кто обычно сопровождает войско. Все это находилось в движении, означавшем, что предстоит битва. Из городков и крепостей выводили малочисленные гарнизоны, чтобы пополнить ими армию. Нам встречались обозные фуры и множество женщин всех сословий, возвращавшихся в Фери¹³⁷

или в Кишан, чтобы ожидать там исхода боя. Прибыв в Родосто, мы узнали, что позиции уже заняты и план сражения готов. Ранним утром следующего дня мы услышали стрельбу и поняли, что аванпосты обеих армий уже вступили в бой. Один за другим пошли полки, с развернутыми знаменами, под звуки оркестров. Пушки разместили на могильных холмах, единственных возвышениях на этой равнинной местности, и войска выстроились в колонны и каре; для защиты их саперы возвели укрепления.

Такова была подготовка к бою, и даже сам бой был совсем не похож на те, что рисует нам воображение. В истории греков и римлян мы читали о центре и флангах, представляя себе площадку, ровную точно стол, и солдат величиною с шахматные фигуры, расставленных так, что даже ничего не смыслящему в игре виден искусный порядок в их расположении. Когда я столкнулся с действительностью и увидел, что полки уходят влево и вдаль, что батальоны отделены один от другого целым полем, а возле нас, достаточно близко, чтобы можно было следить за их движением, их остается совсем мало, я отказался от попыток что-либо понять и даже от надежды своими глазами увидеть бой. Держась поближе к Раймонду, я с живейшим интересом следил за его действиями. Они были спокойными, смелыми и властными. Приказы Раймонд отдавал быстро; точность, с какой он предвидел события дня, казалась мне чудом. Между тем грохотали пушки, в перерывах звучала бодрящая музыка. Стоя на самом высоком из курганов, слишком далеко, чтобы видеть, как собирает свой урожай смерть, мы различали полки, временами тонувшие в пороховом дыму, из которого проглядывали знамена и флагштоки. Шум битвы заглушал все звуки.

Еще утром Аргиропуло был тяжело ранен, и Раймонд принял на себя командование всей армией. Он был немногословен, но, с тревогой и сомнением следя в подзорную трубу за выполнением одного из своих приказов, внезапно просиял.

— Мы победили! — воскликнул он. — Турки убегают от штыкового боя.