Последний день СССР. Свидетельство очевидца. Воспоминания помощника президента Советского Союза

Казалось даже, что политический горизонт проясняется. Возобновление противоборства между Горбачевым и Ельциным выглядело маловероятным. Москвичи начали привыкать к необычному зрелищу присутствия двух флагов над куполами Кремля – советского и российского. Неожиданно для многих сожительство «двух медведей в одной берлоге», как охарактеризовал необычную ситуацию сам Горбачев, оказалось возможным.

При этом в его собственном поведении можно было наблюдать качественные перемены. Прежний осторожный «центрист», пытающийся примирить консерваторов с радикалами, готовый терпеливо убеждать центристов и скептиков, ушел в прошлое.

Как будто освободившись от чугунного ядра партии, привязанного к его ногам, Горбачев торопился наверстать упущенное. Ему уже не требовалось, как до путча, опасаясь прослушек Крючкова, почти по секрету признаваться в разговоре с Яковлевым в симпатиях к европейским социал-демократам. Он торопился еще и потому, что хотел поскорее предстать перед страной в образе президента, способного предложить ей проект нового будущего.

Желая, чтобы и другие открыли «подлинного» Горбачева и забыли его многочисленные компромиссы, его колебания, отступления и измены, он вел себя в эти дни как радикальный демократ из лагеря Ельцина, предлагая ускорить процесс реформ по всем направлениям.

В один день он выступал с проектом аграрной реформы, в другой – создавал Комитет поддержки предпринимателей при президенте и призывал экономических экспертов в президиуме Академии наук провести сравнительный анализ различных национальных моделей ускоренного перехода к рынку.

Разумеется, смиряясь с новой реальностью, Горбачев должен был отказаться от иллюзорных надежд на возможность управлять экономикой огромной страны с 280-миллионным населением из Москвы. Поэтому, если в недавнем прошлом он скептически относился к инициативе казахского лидера Назарбаева начать процесс новой интеграции советских национальных республик с создания экономического Сообщества, а не политического Союза, то теперь был готов ухватиться за эту идею как за способ остановить процесс распада союзного государства. Так он надеялся вновь вернуть вышедший из берегов бурный поток советской истории в русло политической реформы.

Даже Ельцин, возвратившийся в Москву из своего затянувшегося «отпуска», несмотря на груз взаимных обид и претензий, обременявших отношения между двумя лидерами, неоднократно заявлял, что готов сотрудничать с «новым» Горбачевым. Михаил Сергеевич, со своей стороны, в одном из интервью квалифицировал уровень взаимного доверия, установившийся между ним и Ельциным как «нерушимый».

Объединенные этим политическим «браком по расчету», оба президента даже согласились дать 6 сентября совместное интервью американской телекомпании АВС. Знатокам российской истории этот теледуэт должен был напомнить уникальный эпизод конца XVII века, когда два брата, наследники царя Алексея, Иван и Петр, принимали иностранных гостей, сидя на двойном троне.

Отвечая на один из вопросов американского интервьюера, Ельцин с ухмылкой сказал: «Было время, когда президент Горбачев записал меня в политические трупы. Ну а я считал, что он не должен быть президентом. Сейчас же мы оба согласились работать вместе, чтобы выйти из кризиса». Горбачев подтвердил: «Мы обязаны работать вместе».

Помню, как уже в качестве пресс-секретаря я должен был ответить на вопрос одного из журналистов: «Не будет ли российский президент сопровождать советского во время его зарубежных визитов?» Не пускаясь в спекуляции на эту тему, я просто напомнил, что обычно Горбачева в его поездках за границу сопровождает Раиса Максимовна.

Сфера внешней политики тем не менее быстро превратилась в один из козырей, с помощью которого Горбачев мог набрать очки в продолжавшемся подспудном состязании обоих лидеров. Его статус лауреата Нобелевской премии и разрушителя Берлинской стены делал его превосходство над россиянином неоспоримым. Да и большинство западных лидеров, встревоженных бурными событиями в Москве, с облегчением восприняли возвращение в Кремль советского президента.

Это, в частности, относилось к лидерам «Большой семерки», в июле отказавшим Горбачеву в его просьбах об экстренной финансовой помощи, невзирая на его предупреждения о нарастающей опасности реванша со стороны консерваторов. Сейчас же они спешили заверить его в своей запоздалой солидарности.

В день своего назначения пресс-секретарем, ожидая очереди в приемной президента, я видел, как кабинет Горбачева один за другим посещали министры иностранных дел Италии и Испании, которых сменил госсекретарь США Джим Бейкер. Зайдя после Бейкера в кабинет, я услышал первую реакцию Горбачева на их беседу. «Знаешь, Андрей, что только что сказал мне Бейкер: «Только сейчас мы все поняли, до какой степени вы были правы».