Последний день СССР. Свидетельство очевидца. Воспоминания помощника президента Советского Союза

Однако не была ли в принципе поставленная Горбачевым цель заведомо недостижимой? Хотя, с другой стороны, не подтвердил ли провал путча, что Горбачеву все-таки удалось свершить главное, к чему он стремился, — дотащить советское общество до рубежа, за которым невозможно возвращение вспять?

В одном из наших разговоров он сказал мне: «Понимаешь, Андрей, моей задачей было выиграть время для перемен, начавшихся внутри общества». Было ли это его замыслом с самого начала или стало итогом размышлений над собственным опытом? И в какой мере это удалось, если посмотреть на современную Россию? Трудно сказать, может быть, и ему самому.

«1917-й наоборот»

Горе-путчисты, проиграв во всем, добились поставленной цели: сорвать намеченное на 20 августа подписание нового Союзного договора. Но какой ценой? Путч нанес смертельный удар по тому Советскому Союзу, сохранение которого было их объявленной целью. Парадоксально, что как перспектива его возможного успеха, так и его поражение вызвали в республиках, готовых еще недавно продолжать совместную жизнь в рамках единого государства, взрыв центробежных сил с необратимыми последствиями.

Для некоторых из них объявление о создании ГКЧП означало возвращение к временам жестко-централизованного Советского государства. Для других, наоборот, поражение путчистов и вероятность того, что на смену «мягкому» центру, возглавляемому Горбачевым, на который они дали согласие, придет ельцинская Россия с безусловно более авторитарным лидером с неоимперскими замашками, побудило как можно скорее окончательно порвать с Москвой.

Вчерашним партийным секретарям, ставшим самопровозглашенными республиканскими президентами, было психологически проще остаться «под рукой» союзного президента, к тому же по-прежнему партийного генсека, чем склоняться перед формально равным им республиканским собратом, да еще столь непредсказуемым, как Ельцин.

Вот почему развитие психодрамы путча почти синхронно сопровождалось каскадом деклараций о независимости, исходивших из республиканских столиц. После Литвы и Грузии, которые «открыли бал» еще раньше, последовали Эстония (20 августа), Латвия (21-го), Украина (24-го), Белоруссия (25-го), Молдавия (27-го), Киргизия (31-го), Армения (23 сентября).

На мой вопрос, заданный Крючкову, «осознавали ли инициаторы ГКЧП, что своей насильственной акцией они подписывали смертный приговор Союзу, который хотели спасти?», он ответил уклончиво: «Мы выполняли ту задачу, ради которой органы безопасности были созданы, — защитить Советский Союз от его врагов».

Отвечая на тот же вопрос, Лукьянов выбрал обтекаемую формулировку: «Мы лишь следовали букве решений общесоюзного референдума, в ходе которого большинство советского народа высказалось за сохранение Союза».

Для объяснения того, что эти благие намерения привели инициаторов путча и всю страну в «ад», он сказал лишь, что «дела такого рода должны выполнять профессионалы». Для меня перевод этой загадочной фразы на понятный язык означал, что за операции типа путча не должны браться люди с трясущимися руками.

Так выяснилось, что для настоящего политического переворота недостаточно танков в городе, нужен еще и свой Дэн Сяопин. Или на худой конец Ельцин, расстрелявший собственный парламент в 1993 году. Неудача московских путчистов объяснялась, стало быть, тем, что среди них своего Дэна не нашлось, а Ельцин вместо того, чтобы их возглавить, предпочел другой лагерь.

Помимо союзного государства побочной жертвой путча стала сросшаяся с ним компартия, давшая повод обвинить Секретариат ЦК в фактической поддержке ГКЧП. Утром 19 августа из ЦК в адрес первых секретарей обкомов и крайкомов ушла секретная телеграмма, где им предлагалось оказать «содействие» ГКЧП, но «в практической деятельности руководствоваться Конституцией СССР». Толкование этой формулы отдавалось на откуп местным властям, только и ждавшим, чтобы из Москвы наконец раздался хозяйский окрик.

Неудивительно, что без административных «костылей» и охранников, роль которых играли силовые органы, партийные структуры рухнули под собственной тяжестью, не вызвав проявлений симпатии населения и каких-либо попыток сопротивления со стороны собственных членов.

Не случайно толпы москвичей, праздновавших избавление от кошмара путча, повалив на землю статую Дзержинского перед зданием КГБ на Лубянке, направились в сторону Старой площади к кварталу зданий ЦК КПСС. Они были готовы штурмовать эту символическую коммунистическую Бастилию, поскольку большинство было убеждено, что двумя главными силами, стоявшими за ГКЧП, были КГБ и компартия.

В коридорах ЦК царила настоящая паника, а сотрудники цековского аппарата, постаравшись избавиться от самых «чувствительных» документов, покидали здания партийного штаба, проходя через строй возбужденных демонстрантов, изливавших свой гнев и презрение на представителей «авангарда» советского народа.