Последний койот

— Помните, что я сказал вам тогда, в первый день? Или все имеют значение, или никто. Так вот, она долго не имела никакого значения. Ни для полицейского управления, ни для общества в целом, ни даже для меня. Я должен это признать. Ни даже для меня. А потом я открыл уголовное дело и увидел, что ее смерть просто спустили на тормозах. Про нее просто забыли. И я тоже забыл. Кто-то решил, что ее убийство может остаться безнаказанным, потому что она не имела никакого значения. Они сделали это, потому что могли. И теперь, когда я думаю о том, как долго я с этим всем мирился, мне хочется… не знаю, сгореть со стыда.

Он умолк, не в состоянии выразить словами то, что ему хотелось до нее донести. Потом снова посмотрел в окно и увидел, что копченые утиные тушки, висевшие в витрине мясницкой лавки, исчезли.

— Знаете, — произнес он, — может, она и была тем, кем была, но иногда мне кажется, что я все равно был ее недостоин… Наверное, я сам заслужил все то, что со мной произошло в жизни.

Он умолк, по-прежнему не глядя на нее. Прошло некоторое время, прежде чем Инохос заговорила.

— Наверное, я сейчас должна вам сказать, что вы к себе несправедливы, но, боюсь, это ничем не поможет.

— Нет, не поможет.

— Вы не могли бы сесть в кресло? Пожалуйста.

Босх повиновался. Наконец, после того как он опустился в кресло, их глаза встретились. Инохос заговорила первой:

— Я пытаюсь донести до вас, что вы смешиваете все в кучу. Ставите телегу впереди лошади. Вы не можете считать себя ответственным, потому что не исключено, что дело и в самом деле замяли по указке сверху. Во-первых, вы не имели к этому никакого отношения, во-вторых, вы об этом даже не подозревали, пока не ознакомились с делом на этой неделе.

— Да неужели вы не понимаете?! Почему я не ознакомился с ним раньше? Я же не первый день в управлении работаю. Я двадцать лет как полицейский. Давным-давно надо было это сделать. Ну, то есть какая разница, знал я подробности или нет. Я знал, что ее убили и никого так и не привлекли за это к ответственности. Этого было достаточно.

— Послушайте, Гарри, просто обдумайте все это, ладно? Сегодня, пока будете лететь, подумайте на эту тему. Вами движут благородные побуждения, но вы должны позаботиться о том, чтобы не сделать себе еще хуже. В конечном итоге оно того не стоит. Оно не стоит той цены, которую, возможно, вам придется заплатить.

— Не стоит? Убийца гуляет на свободе. Считая, что ему все сошло с рук. Он много лет так считал. Три десятилетия. И я намерен положить этому конец.

— Вы не понимаете, что я пытаюсь вам объяснить. Я вовсе не хочу, чтобы виновный ушел от ответственности. Тем более виновный в убийстве. Но я сейчас говорю о вас. Вы — единственное, что меня волнует во всем этом деле. Ни одно живое существо без нужды не приносит себя в жертву и не причиняет себе вред. Это основополагающий закон природы. Инстинкт выживания, если хотите. И боюсь, обстоятельства вашей жизни могли притупить ваши навыки выживания. Вы действуете без оглядки на то, чего это будет стоить вам эмоционально, физически, в любом другом отношении. Я не хочу, чтобы с вами что-то случилось.

Инохос остановилась, чтобы перевести дух. Босх ничего не сказал.

— Должна сказать, — продолжила она негромко, — что мне все это очень не нравится. Такой ситуации в моей практике никогда не было, а через меня за девять лет работы прошло очень много полицейских.

— Что ж, у меня для вас плохая новость, — улыбнулся он. — Вчера ночью я вломился на вечеринку, которую Миттел устроил в своем доме. Думаю, я изрядно его напугал. Во всяком случае, сам я испугался.

— Вашу ж мать!

— Это какой-то новый психиатрический термин? Боюсь, он мне незнаком.

— Не смешно. Зачем вам это понадобилось?

Босх на некоторое время задумался.

— Не знаю. Это был в некотором роде экспромт. Я проезжал мимо его дома и увидел, что там идет вечеринка. Ну и, в общем… Меня это почему-то разозлило. Он вечеринки закатывает, а моя мать…

— Вы говорили с ним об этом деле?

— Нет. Я ему даже не представился. Мы несколько минут мило поболтали о том о сем, а потом я на прощание кое-что ему оставил. Помните газетную вырезку, которую я показывал вам в среду? Вот ее и оставил. Я видел, как он ее читал. Думаю, это доставило ему несколько неприятных минут.

Инохос ахнула.

— А теперь взгляните на то, что вы сделали, со стороны, как непредвзятый наблюдатель. По-вашему, это был разумный шаг?

— Я уже об этом думал. Нет, это не было разумно. Это была ошибка. Возможно, он предупредит Конклина. Они оба будут в курсе, что кто-то идет по их следу. И будут готовы.

— Вот видите, вы только что подтвердили мои опасения. Я хочу, чтобы вы дали мне слово, что не будете больше делать никаких глупостей.

— Я не могу.

— Что ж, в таком случае вынуждена вам сообщить, что закон о медицинской тайне может быть нарушен, если у терапевта есть основания полагать, что пациент подвергает опасности себя или других. Я сказала, что я практически бессильна вас остановить. Но не полностью.

— И вы пойдете к Ирвингу?

— Пойду, если сочту, что вы ведете себя безрассудно.