Последний лист

Вот почему среди босоногой молодёжи Ратоны происходило на этой почве соперничество.

Многие пали жертвами рожков из раковин, в которые дули при входе в гавань с некоторых парусников. Они издавали звук, поразительно напоминавший отдалённые свистки пароходов. Но многие зато умудрялись назвать вам пароход, когда гудок его звучал в ваших тупых ушах не громче вздоха ветра в ветвях кокосовой пальмы.

В этот день почести выпали на долю того, кто объявил «Птицу». Ратона наклонила уши, чтобы прислушаться, и вскоре тихое ворчанье парохода усилилось и приблизилось. Ратона увидела наконец над линией пальм у низкой стрелки две чёрных трубы фруктового парохода, медленно подползавшего ко входу в гавань.

Вы должны знать, что Ратона – остров, лежащий в двадцати милях к югу от одной из южноамериканских республик. Она является портом этой республики. Город сладко дремлет на берегу смеющегося моря, не сеет и не жнёт и питается изобилием тропиков, где всё «созревает, останавливается и падает готовое в могилу».

Восемьсот человек жителей живут дремотной жизнью в утопающем в зелени посёлке, растянувшемся по подковообразному изгибу её игрушечной гавани. Это большей частью испанские и индейские метисы, с лёгкой тёмной примесью сан-домингских негров и светлой – чистокровных испанских чиновников; вы найдёте здесь также осадок из трёх или четырёх пионерствующих белых рас. Никакие пароходы, кроме фруктовых, не заходят в Ратону. Последние подбирают здесь инспекторов с банановых плантаций, отправляющихся на материк, и оставляют воскресные газеты, лёд, хинин, сало, арбузы и оспенную вакцину. На этом и заканчивается приблизительно всё общение Ратоны с миром.

«Птица» замешкалась у входа в гавань, тяжело разрезая волны, от которых по гладким внутренним водам гавани разбегались барашки. Две лодки из посёлка: одна – с фруктовыми инспекторами, а вторая – вышедшая, чтобы получить с парохода что придётся, – были уже на полпути к пароходу.

Инспектора были подняты на борт вместе со своей лодкой, и «Птица» направилась дальше, к материку, за грузом фруктов.

Вторая лодка вернулась на Ратону нагруженная контрибуцией с ледяного погреба «Птицы», обычным свёртком газет и одним пассажиром – Тейлором Планкеттом, шерифом Чэтемского графства, Кентукки.

Бриджер, консул Соединённых Штатов на Ратоне, был занят в официальной хижине под хлебным деревом, в двадцати ярдах от гавани, чисткой ружья. Консул занимал место несколько ближе к хвосту в процессии своей политической партии. Музыка шествовавшего впереди оркестра очень слабо доносилась до него на этом расстоянии. Сливки – хорошие должности – снимали другие. Доля Бриджера в добыче – место консула на Ратоне – была молоко, снятое молоко из департамента распределения общественного пирога. Но девятьсот долларов в год было богатство на Ратоне. Кроме того, Бриджер пристрастился к охоте на аллигаторов, водившихся в лагуне около консульства, и он не чувствовал себя обиженным.

Он оторвал глаза от внимательного осмотра ружейного замка и увидел перед собой широкоплечего человека, затмившего собою отверстие двери, грузного, бесшумного, неповоротливого человека, загорелого почти до коричневых тонов Ван Дейка. Человека лет сорока пяти, прилично одетого в костюм из грубого сукна, с жидкими светлыми волосами, коротко подстриженной каштановой с проседью бородкой и бледно-голубыми глазами, выражавшими кротость и простодушие.

– Вы будете мистер Бриджер, консул? – сказал грузный человек. – Меня направили сюда. Не можете ли вы сказать мне, что это за такие вроде как тыквы, пучки растут на деревьях там, по краю воды? Чисто метёлки из перьев.

– Возьмите этот стул, – сказал консул, смачивая маслом тряпку, которой он чистил ружьё. – Не этот – другой. Этот, бамбуковый, не выдержит вас… Это кокосовые орехи, зелёные кокосы. Их кожура всегда имеет зеленоватый оттенок, пока они не созреют.

– Весьма вам обязан, – сказал человек, осторожно усаживаясь. – Мне не хотелось бы рассказывать потом дома, что это оливки, не уверившись в этом как следует. Моё имя Планкетт. Я шериф Чэтемского графства, Кентукки. У меня в кармане лежат бумаги на выдачу и на право ареста одного человека тут, на острове. Они подписаны президентом этой страны и вполне оформлены. Имя этого человека – Уэйд Вильямс; он здесь работает по кокосовой части. Он обвиняется в убийстве своей жены, совершённом два года назад. Где я могу найти его?

Консул прищурил один глаз и заглянул в дуло своего ружья.

– Здесь, на острове, нет никакого Вильямса, – заметил он.

– Я и не предполагал, что здесь есть Вильямс, – кротко ответил Планкетт. – Он живёт, наверно, под каким-нибудь другим именем.

– Кроме меня, – сказал Бриджер, – на Ратоне есть только два американца: Боб Ривз и Генри Морган.

– Человек, который мне нужен, торгует кокосами, – настаивал Планкетт.

– Видите вы эту кокосовую аллею, которая тянется до самой стрелки? – спросил консул, махнув рукой по направлению к двери. – Это всё собственность Боба Ривза. Генри Моргану принадлежит половина деревьев в глубине острова.