Последний мужчина на Земле

Поднося ему тарелку с блинами, она, широко улыбаясь, смотрела на него. И тут, словно под ее взглядом, он начал… расплываться. Нет, не так… бледнеть и тускнеть, как исчезающая голограмма. Начал… мигать.

Чувствуя, как к горлу подступает тошнота от вновь налетевшей паники, она отступила назад, оступилась на скользком линолеуме, не удержалась и упала. При этом она ударилась головой о край столешницы. Кровь потекла по шее и спине, но она не теряла сознание. Она смотрела на него. Смотрела и смотрела, не в силах оторвать взгляд.

А его голос, когда он пытался ей что-то сказать, вдруг взвился высоко-высоко, до ультразвуковой ноты, и последний слог непонятной фразы «с вареньем» потонул в ужасающем, раздирающим вены визге. Не мужском. И вообще не человеческом. Это он визжал? Она не могла бы сказать. Она знала только, что стекла на ее кухне, все стаканы, а также ее барабанная перепонка лопнули еще до того, как она успела хоть что-нибудь сделать.

А когда она увидела его рот, из которого выплескивались потоки густой крови, закричала уже она.

И так и застыла в этом крике, который тянулся вечно.

– Сестра, укол! Скорее! Мы уже, держать ее не можем, твою мать, она щас вырвется! – орала толстуха санитарка малышке Соне, которая поступила сюда на работу в аккурат перед Новым годом – после окончания сестринских курсов. В силу своей молодости и неопытности она чувствовала, как кровь стыла у нее в жилах от здешних порядков. И за эти полгода с лишним она, кажется, стала старше на целую вечность, а еще в свои неполные двадцать уже нашла у себя первые седые волоски. Здесь она увидела все темные стороны человеческой души, так же, как и человеческого тела. Она видела уродов, которые калечили сами себя, только потому, что какие-то внутренние голоса приказали им сделать это. И никто не мог их остановить, потому что персонала не хватало, а те, что были, просто физически были не способны справиться со спятившими. Да, она знала, что психушка вовсе не была подходящим местом для молодой девушки – но выбора у нее не было. На периферии уже ощущались перебои с продуктами. Те, кто хотел хоть как-то нормально жить, должны были работать. Все теперь было не так, но жаловаться было некогда – надо было как-то кормить семью в виде бабки и матери, которые еле волочили ноги.

Поэтому сейчас застывший миг застал ее бегущей со шприцем в руке к очередной спятившей, которая пятью минутами раньше устроила страшную истерику и начала кидаться на всех подряд ни с того ни с сего, визжа какой-то несусветный бред. Соня, сдув с глаз завитую челку, подбежала сзади и стала целиться куда-то в область задницы сумасшедшей. Толстуха хрипела и материлась, вторая санитарка (тоже не самой маленькой комплекции) вопила «быстрей, быстрей!», остальные спятившие собрались вокруг и хлопали глазами, кто-то хохотал, а виновница всего этого великолепия выла и металась в железной хватке санитарок, пыталась рвать на себе длинные волосы, гротескно раззявив рот в диком крике. Похоже было, что она действительно сейчас вырвется – а значит, малышке Соне надо было спешить. Иначе могло произойти все, что угодно. Так страшно теперь в эти дни, когда держать их стало особо некому… если бы не толстая Марина, да еще ее напарница Клавдия, они бы совсем пропали. Хоть врачам на них смирительные рубашки надевать и уколы делать.

Соня прицелилась и пырнула иглой в мягкое место сумасшедшей, как только та на секунду зазевалась. Почувствовав иглу в своей заднице, та как-то сразу вся обмякла, хотя лекарство еще не могла подействовать. Тогда Соня смогла довершить начатое. Ввела лекарство в мышцу и резко выдернула иглу. В чем-в чем, а уж в этом она за полгода поднатаскалась. Даже ее привередливая бабка признавала, что она умеет делать уколы.

Дальше была уже не ее работа. Толстая Марина кивнула ей, и они со второй санитаркой поволокли больную в карцер. А то мало ли, ремиссия могла наступить в любой момент. Так, по крайней мере, говорили санитарки со слов врачей – а уж те-то наверняка знали, что говорили. Соня в последний раз взглянула на эту троицу – ноги черноволосой волочились носками по грязному линолеуму, изредка зацепляясь за лохматые края дырьев – вздохнула и пошла курить на лестницу.

На лестнице, у огромного, во всю стену от потолка до пола, стояла ее приятельница (не сказать, чтобы подруга, но все же какая-никакая живая душа для общения) Машка. Машка была еще младше нее, но смолила как паровоз. Соня никогда не видела ее без тоненькой сигаретки во рту. В этот раз Машка одновременно с сигаретой держала в руках планшет (недостижима Сонина мечта) – подарок какого-то любовника – и хохотала. Так приятно было слушать нормальный смех, теплый, человеческий, а не серо-стальной, скрипучий, как у всех этих спятивших…

– Ты читала новую шутку в Контакте? Про мужиков? – и не дожидаясь ответа, прочитала.

– А-ха-ха! – рассмеялась Соня в ответ. – Действительно. Дай зажигалку.

После первой затяжки стало хорошо, спокойно и потянуло на разговоры.

– Слуш, Машка! А это что за новенькая у нас?