Последний шанс

Оратор сделал паузу — он явно наслаждался эффектом. Потом продолжил:

— Так что же, хочу я вас спросить? Неужели наш многострадальный народ, переживший тяжелые времена отпадения, переживший гнет империи и ужасы анархии — неужели он не заслуживает лучшей участи?! Лучшей, нежели пасть жертвой диктаторского режима? Я считаю иначе, господа! А раз так — то стоит задуматься: может ли наш правитель, Кам-Хейнаки, дать ему эту лучшую участь? И я отвечу на этот вопрос:…

И тут верхняя дверь с шумом распахнулась, пропуская правителя вовнутрь.

— Извините, что помешал, — произнес он негромко, но все лица, будто по команде, тотчас же повернулись к нему.

Неторопливо, слегка прихрамывая, спускался Хейн вниз.

— Продолжай, Айтер, — сказал он, — я внимательно тебя слушаю.

Но Киг-Айтрени определенно понял, что его звездный час прошел. Он молчал, видя, что внимание аудитории сейчас приковано отнюдь не к его персоне.

Правитель дошел до низа; окинул взглядом зал — все замерли в ожидании. Подошел к первому ряду: несколько человек в середине раздвинулись, и тут же между ними образовалось свободное место. Чуть слева от центра — оттуда он как раз мог видеть меня из-за трибуны.

Я попытался прочитать на лице Хейна какие-нибудь эмоции или хотя бы намек на них — но мне это не удалось.

Наконец он кивнул, и лишь тогда Киг-Айтрени, будто приостановленный и вновь запущенный механизм, продолжил:

— Я считаю, что Кам-Хейнаки не сможет дать нам эту лучшую участь.

Это лучшее будущее! — былой уверенности в его голосе уже не чувствовалось. — Не так давно, все вы хорошо это помните, он назначил преступника координатором колонии. А теперь? Теперь он лично сознался в убийстве Дел-Могана! И представил это так, будто убийство было вовсе не преступлением — напротив, оно было даже полезным! Вы чувствуете, господа, к чему это все идет?! Так я скажу вам, что…

Киг-Айтрени вдруг запнулся, и я не сразу понял, почему. Потом догадался: он встретился с Хейном глазами. Выступающий заговорил снова, но незаконченная фраза так и повисла в воздухе.

— Если правитель планеты ставит себя на одну доску с преступниками — то как, по-вашему, станут относиться к такой планете в Галактике?

Что скажет по этому поводу Галактический Совет?! Я думаю, никто из присутствующих не сомневается, что мнение этой межпланетной организации о нас изменится не в лучшую сторону! И поэтому…

А ведь этот момент может оказаться переломным, понял я.

Киг-Айтрени сейчас взял на себя ту роль, от которой я отказался. Он отчаянно пытался спасти положение и, возможно, ему бы это удалось, но тут Хейн произнес:

— Некоторые из «преступников», однако, честнее сидящих здесь.

На миг в зале повисла гробовая тишина. Потом все потонуло в беспорядочном шуме.

Через две минуты Киг-Айтрени снова заговорил, но он уже окончательно сбился с мысли. Он пытался выставить себя в белом цвете, а Хейна соответственно, в черном; почему-то вспомнил Кам-Пилора и довольно долго рассуждал о том, что было бы, вернись он вдруг сейчас в политику и приди к власти. Потом принялся доказывать, что путь Кам-Хейнаки скоро заведет нас в тупик…

Я слушал вполуха. Это, очевидно, был конец. Решимость Киг-Айтрени прошла — в какой-то момент борец за всенародное счастье сломался.

Теперь он мог сколько угодно переливать из пустого в порожнее, но так и не добрался бы до самой сути. И все-таки, несомненно, они еще надеялись на меня. Никто из этих непутевых ловкачей не хотел брать на себя бремя ответственности. В конце концов, именно я заварил кашу, а они только приготовили ложки — хотя каждый из них, конечно же, не раз выстраивал в своей голове планы чего-то подобного. Но одно дело выстраивать в голове…

— …я надеюсь, вы примете правильное решение! — сказал Киг-Айтрени и возвратился на место. Это вернуло меня к действительности. Кажется, я пропустил мимо ушей какой-то кусок его речи, но это уже не имело никакого значения. Последней фразы было вполне достаточно, чтобы оценить ситуацию.

— Кто еще хочет говорить? — спросил Кам-Хейнаки, и я угадывал в его словах легкую насмешку. — Прошу вас, господа, не стесняйтесь!

Если бы сейчас на трибуну выполз какой-нибудь Трем-Чагун и в очередной раз стал объяснять, что время Кам-Хейнаки прошло — я бы этого не вынес. Ну что ж, пора было действовать. Я встал. Встал, прекрасно сознавая, что теперь-то уж все, как один, смотрят только на меня.

Впрочем, они меня не интересовали. Я не видел зал — я видел перед собой лишь одного человека. Хейна. Хейн, Хейн, знать бы, о чем ты сейчас думаешь… Но его лицо оставалось бесстрастным.