Последний шанс

Ты нанял Хот-Лоутиха, чтобы он застрелил Дел-Могана. Зачем?

— Ты же сам сказал: он мешал тебе, он достал тебя своими речами! — наместник даже не пытался отпираться.

— То, что я сказал, я и сам знаю. Меня интересует, что думал ты, когда отдавал этот приказ.

— Я думал, ты хотел бы избавиться от него. Ты был бы рад, если бы этот человек исчез. Разве не так, правитель?

— Я просил тебя об этом, Тар-Мертегис?

— Нет, но…

— Так почему ты посмел решать за меня, чего я хочу, а чего нет?

— Но ведь он действительно тебе мешал, ты сам это говорил!

— Хорошо, пусть так. Если человек кому-то мешает — достаточный ли это повод, чтобы убить его?

— Не всегда, наверное, но…

— Не продолжай! Ты сказал — не всегда. Когда же?

Наместник правителя оказался озадачен. Набрав воздуха, он сбивчиво заговорил:

— Я подумал, что это как раз такая ситуация… Правитель, я же не знал, что все так обернется! И потом, ты же сам решил признаться…

— Это не твои заботы, что я решил. Но ты так и не ответил на мой вопрос. Теперь я ставлю этот вопрос без намеков, прямо: имел ли ты право лишить жизни Дел-Могана?

Пауза тянулась долго. Наместник понимал, к чему все это клонится: скорее всего, он уже был не жилец на этом свете. Понимал, но все еще не мог поверить — хотя и знал, что Кам-Хейнаки не привык шутить. А я, со своей стороны, мог понять его нынешние мучения — но мне не было его жаль. Ни капли.

— Я дождусь ответа или нет? — грозно вопросил Хейн.

Тар-Мертегис на миг повернул голову и выдохнул в пространство:

— Не имел…

— Хорошо, ты все-таки признал это. Ты знаешь, что за кровь нужно платить кровью?

Вот теперь весь зарождающийся ужас разом выплеснулся наружу:

— Правитель, нет! Пожалуйста, нет! Я могу еще тебе пригодиться! Я искуплю свою вину! пожалуйста, не убивай! нет!

— Ты жалок, Тар-Мертегис! Умеешь убивать — умей и встречать смерть лицом к лицу.

— Но, Кам-Хейнаки, можно же решить это другим способом! Я же в самом деле хотел как лучше! Пойми, я не думал…

— А надо было думать. Те, кто не думает, не могут принести мне пользу. Ты умрешь сегодня вечером. Прощай, наместник Тар-Мертегис!

Голограмма исчезла, и Хейн повернулся ко мне. Я чувствовал себя внутренне опустошенным, хотя и сам толком не знал, почему. Схватил бокал вина и вдруг залпом выплеснул все себе в рот. Потом поставил обратно на стол, и Хейн тут же налил еще.

— Значит, и правда не ты…

— Ты видел, — он пожал плечами. — Или думаешь, что это тоже спектакль?

— Да нет.

— Хорошо.

— Но тогда какого черта ты признался?!

— Не кричи, Крам, — он тоже отпил из своего бокала. — Ты сам, когда только узнал об этом, о чем подумал? О том, как найти настоящего убийцу? Или о том, как повесить убийство на меня?

— Ну, да… Но ты ведь его и правда нашел!

— По большому счету это не имеет никакого значения. В сущности, я это сделал только для себя. В порядке морального удовлетворения.

— Но почему?..

— Потому что никого не интересовала правда. Всех интересовала только возможность свалить меня. А доказать при желании можно все, что угодно. Во всяком случае, ничего не стоило бы превратить мои тайные желания в мои прямые указания Тар-Мертегису. Удлинить цепочку на одно звено…

— Вообще-то да.

— У меня и выбора-то не было! Оставалось только признаться и таким образом перехватить инициативу. А ты говоришь, я спланировал спектакль…

— Да, но твои угрозы…

— А что угрозы? Крам, меня многие ненавидят. Многие боятся. Но и те и другие — уважают. Понимаешь? Я ведь никогда никого не обманываю.

Стоило мне их припугнуть — и они вмиг потеряли уверенность. Да ты и сам видел.

— И все-таки это риск.

— А разве может быть иначе? Это ведь игра, Крам!

— Игра?

— Конечно. Кто-то играет с куклами — а я с людьми. Кто-то с водяными пистолетиками — а я с космическими истребителями. Кто-то с песочными замками — а я с планетами. Суть одна и та же. Разница только в масштабах. Важнее другое: я никогда не боюсь проиграть.

— Хейн, поделись секретом?

— Никаких секретов. Очень просто: мне нечего терять.

Я посмотрел на Кам-Хейнаки во все глаза:

— Тебе — нечего терять? Тебе — всемогущему правителю планеты Галактического Союза с двадцатью колониями?

Он поднялся с кресла и прошелся по комнате, сразу как-то возвысившись надо мной.