Последний шанс палача

Глеб упал первым — еще до начала мясорубки. Увидел, как вспыхнуло первое пятно на прямой спине Мастера, как тот разворачивается, как телохранитель творит немыслимое, шмаляя из-под локтя в собственного шефа. Понимать и разбираться поздно — только падать. Три подряд пистолетных выстрела, один ружейный, гулкий, потом вразнобой, изо всех стволов. Банки, окурки и гондоны перед глазами… плевать… ползти! Быстрее, еще быстрее, под тугой свист нагретого воздуха! Потом пришел новый звук, давно забытый, но пробирающий до дрожи в костях — будто две громадные швейные машинки заработали длинной строчкой, погасив моментально ружейную трескотню. Последние метры, колеса, ноги чьи-то. Пряный запах пороха — будто на охоте, в открытие сезона.

— Вот и сходили за хлебушком, — подытожил Глеб, укрываясь, наконец, за скатом. — Это, ептыть, за мои же деньги и вот так?!

На этой мысли его достали — сзади, прикладом по затылку. Дальнейшее шоу, оплаченное Глебом Воропаевым, творилось уже без него.

* * *

Четвертый выстрел до начала мясорубки принадлежал Серафиму. Шустрого парня Володю бывший опер всегда недолюбливал, а потому и удивления не возникло ни на грамм. Пальнул навскидку, почти не целясь, но тяжелая картечная «связка» угодила Володе в голову. Лучше разрывной пули сработала. Еще два выстрела ушли по шеренге вражеских бойцов, потом ружья забухали в ответ, и пришлось, наконец, падать самому. Братья воинским опытом не владели — так и стояли во весь рост, дергая помповые затворы, вражья сила, напротив, заныкалась по укрытиям, и привстать им пока не удастся. Самое время ползти за Мастером, доставать вождя живым или мертвым.

В этот момент купейные дверцы «тойот» отъехали разом, обнажив совсем не пустое нутро.

Пулеметы!!!

Два армейских ПК с зелеными патронными коробами, установленные прямо на сиденьях. Бронежилетами обложенные заботливо — армейскими, опять же, тяжелыми, недоступными стрелковому оружию.

«П…ц!!!» — успел подумать Серафим-Сергей совсем не благочестиво, прежде чем пулеметные мобильные гнезда ЗАРАБОТАЛИ.

И настал ад.

Большинство братьев срезало в первые же секунды, кое-кто успел рухнуть и откатиться даже — свинцовая строчка с высоты автомобильного сиденья нашла их везде. Просели на скатах громадные «гранд-чероки», зеркальный лак превратился в уродливое решето, стекла брызнули и осыпали все вокруг тусклыми алмазами. Брат Михаил, лишенный слуха и речи, брат Захария… просто тела теперь. Как и Мастер. Как и сам Серафим, живущий до сих пор по чистой случайности. Красивая идея на глазах рассыпалась в прах, и не было больше ни Серафима, ни Сергея. Осталось подняться в рост, принять свой кусочек общей судьбы, потому что завтра уже не будет.

Картечный заряд достал Серафима аккурат на подъеме — в грудь лупанул, вышибив воздух. Земля ударила по спине, вдохнуть попытался… получилось, в отличие от Мастера. Свинцовые шарики застряли в многослойном кевларе, динамический удар сломал два ребра, но не убил. Темнота, затянувшая небесную синь, оказалась вполне проницаемой — серой, как летние ночи на Севере. Из жемчужной серости соткалось вдруг женское лицо, невыносимо прекрасное и безумно грустное, заслонило собой все вокруг.

— А я помню тебя, — сказал Серафим, наполняясь покоем, растворившись полностью в глубоких и печальных глазах. — Я видел тебя в тундре. Ждал тебя. Ты не послала за мной ангела, пришла сама! За что мне, грешному, такая великая честь?!

Женщина, сотканная из тумана, взглянула без улыбки, серый лик уже таял, рассыпался, не догнать. Не оторваться и не воспарить из тяжелого тела! Серафим закричал от тоски, жемчужная серость поглотила крик, будто вата, но кое-кто его все же услышал.

— Гля, этот живой! — донеслось из пелены, и лицо возникло опять. Другое лицо. Мужское, грубое и вполне жизнерадостное. — Очухался, жмурик?! Ну, поздравляю, жить будешь!

Глава 14. Шок и электрошок

Сон был тревожным. Мелькали вокруг гибкие звериные тела, бородатые люди кричали о чем-то беззвучно. Дина протягивала руки, и бурлящая река уносила ее. Воздуху не хватает, оттолкнуться посильней, вынырнуть!

Явь оказалась не лучше. Холод, боль и яркий свет сквозь веки.

— С пробуждением тебя! — поприветствовали Глеба весело и оптимистично. Куда приятней на слух, чем фразы, доставшиеся недавно Серафиму. Сравнивать, впрочем, Глеб не мог, а прочие органы чувств решительно слуху противоречили. Не нравилась прочим органам окружающая обстановка!

Комната — маленькая, без окон, с ослепительной лампой у потолка. Кафель на полу и на стенах, сливное отверстие в углу, кран со шлангом. На душевую сие помещение походило, как зона на санаторий, а крепкие скобы в ближайшей стене впечатление только усиливали. К скобам крепились два металлических тросика — тонкие, но тоже вполне на вид прочные, замыкавшиеся кольцами наручников соответственно на запястье и на щиколотке. Иных украшений Глеб на себе не заметил — как, впрочем, и одежды, не считая трусов.