Их работа никак не напоминала хорошо отлаженный механизм, как работали в Брунсвике и Амерсфорте. Дезорганизованные работы закончились по свистку в пять часов. Заключенных собрали в колонну. За долгие часы работы руки Вима намертво вцепились в лопату, в таком положении они и остались, когда он сунул лопату под мышку.
Они снова выстроились в поле. После поверки колонна двинулась назад. Если утром большинство заключенных были довольно бодры, то теперь они были измучены, обезвожены и голодны. Только капо оставались теми же фанатиками, что и утром. Почти половина заключенных остались в канавах. Их избили, да и сил на то, чтобы перебраться на другую сторону, не осталось. Но это никого не волновало – все промокли и были с ног до головы покрыты грязью.
На дороге их снова принялись подгонять. Многие не выдерживали темпа. Земляки пытались помогать друг другу. Почти половину колонны составляли голландцы, было много датчан, французов и бельгийцев, а также поляки и русские. Иногда двое заключенных поддерживали раненого товарища. Другие опирались на чьи-то плечи, а кому-то было достаточно слова поддержки. Так колонна двигалась в лагерь. Но сначала нужно было пройти через Хузум, где вечером на них смотрело гораздо больше любопытных горожан. Было около семи, и солнце только что село. Вид домов со светящимися окнами и каминами пробудил в узниках мучительную тоску по дому. Но им приходилось жить в ужасающей реальности.
У входа в лагерь они сдали лопаты и кирки, и началась поверка. Надежды на быстрый пересчет и теплый ужин не оправдались. Охранники устроили очередной цирк. Каждый, кто не стоял навытяжку, высоко подняв голову и держа шапку в правой руке, получал удары дубинками и кнутами. Тех, кто думал, что охранники тоже хотят оказаться в тепле и поесть, ожидало глубокое разочарование.
–
Конца и краю этому не было. Пересчет, избиение, новый пересчет, еще более жестокое избиение. Холод и усталость безжалостно терзали узников. Через полтора часа пытка подошла к концу. Некоторые узники рухнули там, где стояли. В барак их пришлось тащить друзьям. Другие ковыляли сами, чувствуя облегчение, что первый день пережить удалось.
Внутри их ждал котел водянистого и чуть теплого брюквенного супа. Им выдали по куску хлеба и ломтику какой-то непонятной колбасы – это был завтрашний завтрак. За несколько минут вся пища была проглочена.
Заключенные расползлись по нарам. Просушиться было негде. Люди вытянулись на жестких досках, зажатые между другими грязными, мокрыми и вонючими телами. Вдалеке раздавалось пение амстердамского певца – он пел итальянские песни. Каждую ночь его заставляли петь для эсэсовцев, пока он не падал. За это он получал дополнительную еду, и его не гоняли на рытье противотанковых рвов.
Вим был измучен и мгновенно заснул, но в четыре утра его ударами согнали с нар. Новый день он начинал во все еще мокрой одежде.
14
Сломанные лопаты
Обстановка в Хузуме ухудшалась с каждым днем. Все и вся были постоянно мокрыми. Ни дня не обходилось без дождя. В начале октября температура стала падать. Состояние узников стремительно ухудшалось. Десятки заключенных попали в лазарет – комендант позволил двум датским докторам оказывать хотя бы самую базовую помощь. Холод, сырость, плохое питание и убийственно тяжелый труд брали свое. А кроме того, в лагере были эсэсовцы, капо и мастера – уголовники и психопаты. Неудивительно, что у докторов быстро оказалось множество пациентов.
Через полторы недели после прибытия в Хузум дождь прекратился. Местные жители вышли из домов посмотреть на колонну истощенных, грязных и вонючих заключенных. Узников ругали, на них злились, над ними смеялись. Измученных заключенных осыпали грязными ругательствами. К счастью, не всё они понимали, но слова одной фермерши не понять было нельзя:
–