Последний верблюд умер в полдень

— Господь Всемогущий, Пибоди, разве у нас мало неприятностей без того, чтобы ты ещё сеяла крамолу?

— Крошечное семя подстрекательства к мятежу может принести богатые плоды, ответила я. — В любом случае, стоило попробовать.

Когда Аменит вернулась, её сопровождал отряд солдат, которые посредством тычков и ударов убедили своих собратьев по оружию исчезнуть. Солдат, с которым я говорила, бросил на меня жалобный взгляд, на что я ответила поклоном, улыбкой и подняла вверх большой палец. Казалось, стражник невероятно удивился; оставалось только надеяться, что я случайно не совершила какой-то грубый поступок с мероитической точки зрения.

К тому времени, когда последних задержавшихся выгнали из дальних комнат, где они скрывались, уже сгустились вечерние тени. Рамзес в саду беседовал с кошкой, чьи появления и исчезновения, похоже, не зависели от присутствия стражников за стеной. Аменит, как любая обычная домохозяйка, размышляла над измятым солдатами бельём (счастливый случай нашей интуитивной прозорливости, так как одежды, которые мы носили во время второй ночной экспедиции, находились среди этого белья). Казалось, она была опечалена — подходящий момент. Я неслышно подошла к ней.

— Какие новости? — прошептала я.

Она уронила смятые одежды обратно в сундук и пожала плечами.

— Откуда мне знать? Я такая же узница, как и вы. Он не доверяет мне.

— Твой брат Настасен?

Закутанная голова двинулась вверх и вниз, что означало утверждение, и я улыбнулась про себя. Она сделала ​​первый промах, признав отношения, о которых до сих пор я только подозревала. Впрочем, логический вывод напрашивался сам собой. Ментарит и Аменит, Тарек и Настасен — все они были детьми покойного короля, и потому — братьями и сёстрами, наполовину или полностью. Как Эмерсон однажды заметил в шутку, это была очень сплочённая семья. Надо отметить, что некоторые из них не выказывали нежной привязанности, которую братья и сёстры должны проявлять друг к другу, но мне известны и так называемые цивилизованные семьи, где найдутся подобные недостатки.

— Что они сделали с Реджи? — спросила я. — Удалось ли тебе увидеть его?

— Как я могла просить или вступаться за него? Если брат узнал о моём замысле помочь ему с побегом, я умру.

Я проклинала глухие завесы, скрывавшие её черты, ибо последние часто выдают (такому проницательному знатоку физиогномики, как я) чувства, которые скрывают произнесённые слова. Её голосу, конечно, не хватало убедительности; она говорила так уныло и бесстрастно, как будто читала заученный текст.

— Жаль, — сказала я. — Ты была бы счастлива с ним в огромном внешнем мире.

Это был случайный выстрел, но он попал точно в цель. Она стремительно повернулась ко мне, сжимая руки.

— Он говорил, что в вашем мире правят женщины. Они носят прекрасные одежды — малиновые, золотые и синие, мягкие, как птичьи перья, и покрытые сверкающими драгоценностями.

— О, да, — сказала я.

Рука выскользнула из-под покрывала и презрительно дёрнула меня за рукав.

— Твои одежды — не мягкие и блестящие.

— Но у меня остались такие одежды дома. Ты бы носила тонкие одеяния и украшения, пускаясь в долгий, трудный путь?

— Нет… А это правда — его слова, что женщины едут в колесницах с плавным ходом вдоль широких дорог? То, что они едят вдоволь, столько, сколько пожелают, и некоторые из лакомств так холодны, что от них болит рот, и кровати такие мягкие, будто лежишь на воздухе, и замороженная вода падает с неба?

— Всё это — абсолютная правда, — подтвердила я, когда она остановилась, чтобы перевести дыхание, потрясённая возбуждением, которое очевидно не относилось к Реджи. Честность заставила меня добавить: — Для богатых.

— Он богат. И занимает среди вас высокое положение.

— Э-э… да, — подтвердила я, гадая, что подумает лорд Блэктауэр о такой договорённости.

— Он сказал, что заберёт меня с собой, — бормотала Аменит. — Он поклялся своим богом. Могу ли я верить ему?

— Слово англичанина является его… э-э… правдой, — ответила я, с трудом справившись с переводом, тем более, что в данном случае отнюдь не была полностью убеждена.

— Но я не люблю женщин своей страны. Моя кожа темна, мои волосы не обладают золотой яркостью её… — Она умолкла, скрипнув зубами — но сказав на одно слово больше, чем следовало.

— Ты имеешь в виду миссис Форт? — небрежно заметила я.

— И его, — сказал Аменит. — Похожи на красное золото. Он очень красив.

Моё сердце забилось от волнения. Она не знала, что мы видели Нефрет; невольно выданную правду ей удалось прикрыть с моей помощью. Более того — трудная задача была решена! Решение возникло передо мной с абсолютной ясностью.

— А хочешь стать такой же красивой, Аменит? Женщинам в моей стране известны способы изменить цвет волос, осветлить кожу…

— А глаза? Я хотела бы синие, цвета неба.

Я нахмурилась.

— Это сложнее. Занимает много времени, и зачастую болезненно, по крайней мере, вначале.

— Мы могли бы начать прямо сейчас. Тогда я стану красавицей к тому времени, когда мы окажемся в твоей стране.

— Я не знаю…

— Ты поможешь мне! Я приказываю!

— Ну, — сказала я, — раз уж ты так настаиваешь…

* * *