Последний верблюд умер в полдень

Заговор внутри заговора! Даже Маккиавелли растерялся бы перед подобной глубиной. Но не я; беседа помогла найти ключ к нерешённым до сих пор вопросам. Желание девушки убежать с любимым было полностью искренним, благодаря сообразительности Реджи, соблазнившего Аменит не только своей красотой, но и обещанием чудес, которые выглядели истинным чудом для примитивной и амбициозной молодой женщины. Я верила в её желание обладать всеми этими благами гораздо сильнее, чем в её любовь к Реджи.

И так и сказала Эмерсону ночью, когда мы оказались в уединении супружеского ложа.

— Я понятия не имел, что ты так цинично относишься к любви молодых, Пибоди, — последовала реплика.

— Я цинична только по отношению к Аменит. Не все женщины таковы, Эмерсон, тебе ли не знать.

— Ну, тебе придётся убедить меня, Пибоди.

Так я и поступила — но процедура убеждения никоим образом не связана с моим повествованием. Когда он признался, что полностью убеждён, я закончила излагать свой ​​разговор с Аменит:

— Она хотела приступить немедленно, но я убедила её подождать, поскольку мне требуются определённые ингредиенты — масла, травы и тому подобные — которых сейчас нет под рукой. Я пока не решила, какой метод использовать.

— И не говори мне, — занервничал Эмерсон.

— Тебе ещё представится повод пошутить, Эмерсон. Я чувствую, что лучше дождаться следующего дня на случай непредвиденных обстоятельств.

— И, вероятно, они окажутся достаточно неприятными, — пробормотал Эмерсон. — Я предупредил Рамзеса, чтобы он оставался начеку и был готов удрать в подполье, если Настасен бросит нам новый вызов. У меня железное самообладание, Пибоди, как тебе известно, но боюсь, что оно тут же исчезнет, если кто-то возложит насильственную руку на моего сына. А ты… Я хорошо помню, как ты поступила в прошлый раз, когда считала, что Рамзесу причинили серьёзный вред.

— Ты всё время об этом вспоминаешь, а я не устаю повторять: не имею ни малейшего представления о том, что я до такой степени забыла о правилах приличия[164]. Но тебе в голову пришла хорошая мысль: извлечь Рамзеса из подземелья будет трудновато.

— Ты можешь спастись, Пибоди — как советник по красоте и личная горничная Аменит.

— Сегодня твой юмор исключительно мрачен, Эмерсон. Она, вероятно, намеревается воспользоваться составленными мной волшебными зельями, а затем разделаться со мною же. Теперь давай серьёзно. Вот как я это вижу. Настасен считает, что Аменит на его стороне — вероятно, он обещал жениться на ней и сделать её царицей. Она поддерживает его против Тарека, но держит в неведении о своих планах бежать из страны с Реджи. Она отчаянно ревнует к Нефрет…

— Звучит, как сюжет одного из тех нелепых романов, которыми зачитываются женщины, — пробормотал Эмерсон. — Откуда ты знаешь, что она ревнует?

— О, Эмерсон, это же очевидно. Но будучи мужчиной, ты не поймёшь, так что придётся поверить мне на слово. Аменит нас ни в грош не ставит, и согласилась взять нас с собой только по настоянию Реджи. Она и пальцем не пошевельнёт, чтобы спасти нас от Настасена; ей будет намного проще достичь цели, если мы окажемся вне игры.

— Не будет ли зловещей иронией, если она попытается отравить тебя в то самое время, когда ты займёшься её собственным отравлением? Повсюду трупы, как в последнем акте «Гамлета».

— Эмерсон, если ты немедленно не прекратишь…

— Извини, дорогая. Продолжай; твоё изложение вполне понятно и логично.

— Я… На чём я остановилась? Ах, да. Если Настасен решится на убийство, то пойдёт до конца — обречены и мы трое, и Реджи. В его дальнейших планах для нас не находится места, и Аменит вряд ли сможет объяснить ему, почему к Реджи следует относиться иначе.

— Да, что касается этого, ты права, — сказал Эмерсон, который, казалось, решил смотреть на происходящее с мрачной стороны. — Но есть и другие сложности. Песакер…

— Стремится к власти своего бога и, тем самым, своей собственной. Он будет настаивать, чтобы нас сохранили для жертвоприношения. Хлеб и зрелища[165], как ты помнишь — способы, посредством которых тираны управляли толпой. Муртек — другая сложность; в моём уравнении он является «х», неизвестным. Но я не оставила надежду на его помощь.

— И я, — подтвердил Эмерсон. — А как насчёт Тарека?

— Мы должны предполагать, что он говорил только правду, Эмерсон. Нефрет доверяет ему, и у нас нет никаких оснований поступать иначе. Но в его роли есть нечто, чего я не могу понять. В настоящее время он дискредитирован, в бегах — почему так важно, чтобы он был вновь пойман до церемонии, на которой Настасен, безусловно, получит одобрение бога, так как Верховный жрец Амона является одним из его сторонников? Они даже готовы рискнуть, оставляя нас здесь и предоставив относительную свободу, в надежде поймать Тарека. Если только Муртек, старый хитрец, не находится тайно на стороне Тарека и не думает, что Тарек ещё может спасти нас…

— Я бы не рассчитывал на Тарека, — глубоко вздохнул Эмерсон. — Он предпримет все возможные меры, чтобы его опять не поймали.