Последний верблюд умер в полдень

— Ну? — настоятельно спросила я, когда мы оказались у бассейна. — Ты видел Тарека?

— Нет. Мне сообщили, что оба принца заняты государственными делами. Однако Муртек радушно принял меня, уделив мне целое утро. Мне нравится старик, Пибоди; у него ум истинного учёного. Он — единственный взрослый, у которого хватило любознательности, чтобы изучить английский язык с помощью Форта и расспросить его о жизни во внешнем мире.

— Английский Муртека не так хорош, как у Тарека.

— Муртеку в изучении языка препятствовал возраст. Юноша воспринимает чужеродные звуки с большей готовностью. Интеллект Тарека, безусловно, высок. По словам Муртека, он был лучшим учеником Форта, усердно занимавшимся, в отличие от многих других молодых людей, потерявших интерес и забросивших учёбу. Муртек поступил точно так же, как Тарек. Он говорил о Форте с чувством, звучавшим, как искренняя привязанность. Он обладает редчайшим и замечательным качеством любознательности — любовью к знаниям ради них самих. Слышала бы ты, как он расспрашивал меня — о нашем правительстве, нашей истории, даже нашей литературе. В какой-то момент я действительно нашёл себя, пытаясь объяснить фразу из монолога Гамлета — «моя тугая плоть[143]

».

— Шекспир?! — воскликнула я. — Эмерсон! Ты понимаешь, что это значит? Муртек показал тебе книгу?

— Нет, зачем? Он… — Эмерсон запнулся и уставился на меня. — Господи, Пибоди, ты вправе считать меня полным идиотом. Я был так очарован встречей с умом подобного калибра, что очевидный вывод даже не пришёл мне в голову. У Форта, конечно же, был с собой томик Шекспира; как иначе Муртек мог об этом узнать?

— Очевидно, существуют и другие возможности, — призналась я. — Труды Барда[144] издавались множество раз в течение столетий, и мистер Форт мог оказаться не первым из тех чужестранцев, кто появился здесь. А вдруг это просто совпадение? Ведь Муртек всё-таки не показал тебе книгу, а мой ночной посетитель сказал мне ждать посланника.

— Да, но условия изменились, — огорчённо взглянул на меня Эмерсон. — Я не знаю, как, к дьяволу, Робину Гуду удалось пробраться сюда в первый раз; ему может не удаться сделать это снова. От Муртека я узнал очень много о политической ситуации. Он не сказал ничего, что можно было бы посчитать предательством — наши сопровождающие прислушивались к каждому слову — но я чувствовал: он ожидал, что я обладаю достаточным интеллектом для понимания последствий. Тебе, конечно, известно, что в Древнем Египте различия, которые мы делаем между политикой и религией, не имели смысла. Царь был богом, а жрецы одновременно исполняли роль государственных чиновников.

— И какое отношение это имеет к здешней ситуации?

— Она ничуть не отличается от древней. С течением времени, как это происходило в Египте, Амон принимал на себя полномочия и атрибуты других богов Ра[145], Атума, Мина — того самого, с огромным…

— Да, Эмерсон, я знакома с этим процессом. Он называется синкретизм[146].

— Правильно. Так вот, Осирис — единственный бог, которого Амон никак не смог ассимилировать. Две в высшей степени разные личности: Амон Ра, великий и могучий царь богов, отдалённых и внушающих благоговение — и Осирис, страдалец и искупитель, умерший, подобно простым смертным, и оживший заново. Его преданная жена Исида, божественная мать, также чрезвычайно почитаема народом. Своих последователей здесь имеют и другие боги — Бес, Бастет[147]

, старый бог-лев Куша Апедемак [148]. Но только два культа действительно важны — Амона Ра, которого представляет кислолицый старый злодей Песакер, и Осириса с Исидой, чьим Верховным жрецом является наш друг Муртек.

— Ясно. Это объясняет странную комбинацию изображений, которые мы видели прошлой ночью — Аминрех, Исида и Осирис, вместо одной из обычных божественных семей.

— Это также объясняет разногласия между Песакером и Жрицей Исиды по поводу наших скромных персон. — Эмерсон потянулся, заставив мышцы бугриться под тонкой льняной рубашкой. — Лестно, не правда ли, стать предметом борьбы между парой богов?

— Ты имеешь в виду их смертных представителей, Песакера и Муртека — Верховная жрица Исиды, несомненно, высказывалась в пользу последнего. Это всё та же старая обыденная борьба за власть, Эмерсон: мы предполагаем, что Амон поддерживает одного из принцев, а Осирис — другого?

— Хотел бы я, чтобы всё было так просто. Оба принца должны желать поддержки Амона; именно его жрецы определяют выбор бога. Оба жреца хотят принца, которого они смогут контролировать. Я полагаю, что за кулисами можно обнаружить немало торгов, подкупа, шантажа и запугиваний. Но не это было самыми интересными сведениями, которые я получил сегодня, Пибоди. Муртек — старый хитрый лис, иначе он бы не выжил в этом рассаднике интриг. Но, когда он провожал меня к дверям, то обронил замечание, которое поразило меня, как удар электрического тока.

— Ну и..? — потребовала продолжения я.

Позади нас шумел занавес зелёных лоз. Это был всего лишь лёгкий ветерок, нежно ласкавший мои щёки, но Эмерсон взял меня за руку и заставил встать.

— Прогуляемся, Пибоди.