Последний верблюд умер в полдень

Невинное любопытство Её Величества и чрезмерное гостеприимство свели на нет все попытки других вопросов. Невероятные количества еды и питья буквально задавили на меня. Хотя я делала всё возможное, опасаясь проявить невоспитанность, но не обладала силами поглощать столько же пищи, сколько королева и придворные дамы, и отсутствие аппетита у меня огорчило Её Величество. Сжав мою руку, она сочувственно покачала головой. Что же у меня за муж, раз морит меня голодом?

Я не могла придумать ответ, который оправдал бы Эмерсона, не оскорбляя Её Величество, так что просто напрягла мускулы и улыбнулась, чтобы показать, что наслаждаюсь совершенными здоровьем и счастьем. Решение оказалось удачным, ибо отвлекло королеву и обратило её внимание на мой наряд. Пришлось показать каждый предмет на поясе и объяснить его назначение. Придворные дамы столпились рядом и внимали мне, затаив дыхание. Мой зонтик имел колоссальный успех: они поняли его предназначение, так как сами пользовались различными устройствами для защиты от солнца, но механизм просто очаровал женщин, и мне пришлось раскрывать и складывать его дюжину раз, прежде чем они устали наблюдать за процедурой.

Я рассчитывала подарить его королеве, но не решалась расстаться с любым возможным оружием. Вместо этого, когда она указала, что аудиенция окончена, подарив мне искусный золотой браслет с собственного запястья (который скользнул вверх к моему плечу, да и там оказался велик), я преподнесла ей свой набор для шитья. Для меня это не было большой потерей, но произвело поистине сверхъестественный эффект. Изящные блестящие иглы, тонкие цветные нитки вызвали всеобщее восхищение. Когда я откланивалась, то увидела, что одна из фрейлин отчаянно сражалась с иглой в попытках вдеть в неё нить, а сияющая королева водрузила серебряный напёрсток на кончик мизинца.

Прогулка назад принесла некоторое облегчение моим страданиям после пиршества, но стол, накрытый для обеда, не пробуждал аппетита, даже если бы я не обнаружила, что присутствие мужа приятно отвлекает. Он ругал меня за долгое отсутствие таким весёлым голосом, что я поняла: вероятно, он узнал что-то интересное. Но просветить меня, однако, совершенно не спешил. А вместо этого подвинул мне кресло и спросил, как я провела утро.

— В еде, — ответила я, подавляя недостойный звук пресыщения. — И больше я не в состоянии съесть ни кусочка.

— Я тоже. — Эмерсон с отвращением взглянул на блюда с рагу и свежими фруктами. — Муртек был исключительно гостеприимен. А тебя угощала Верховная жрица, Пибоди?

Я объяснила.

— Эмерсон, ты должен нанести визит королеве, — заявила я. — Если не считать красоты, она выглядит так же, как королева Пунта на барельефах из храма Хатшепсут! Помнишь эту огромную пухлую фигуру рядом с крошечным осликом[140]

?

— Один из многих признаков того, что древние египтяне обладали чувством юмора, — с усмешкой согласился Эмерсон. — Королевы Мероэ создавались по единому принципу. Так ты не думаешь, что Её Величество — очередная Агриппина или Роксолана[141]?

Его упоминание об амбициозных королевских матерях Рима и Турции ничего не значило для наших компаньонов, но, конечно, я поняла, что он имел в виду.

— Нет. Мне удалось задать ей несколько вопросов о её сыне и наследовании престола; она просто ответила, что это решит бог, и я готова поклясться, что она именно так и думает. Ты же знаешь, я отлично разбираюсь в людях…

Эмерсон фыркнул.

— Кроме того, её крайняя тучность существенно затрудняет как умственную, так и физическую нагрузку. Интересно, — продолжала я, поражённая внезапной мыслью, — не это ли объясняет размер королев Мероэ? Откармливать их, как гусей — возможный способ удержать женщин от вмешательства в дела государства; и, надо признаться, более гуманный метод, чем убийство или лишение свободы.

Эмерсон задумчиво воззрился на меня. Затем с сожалением покачал головой.

— Обоим нам с тобой известны лица, страдающие ожирением, но обладающие энергией не меньшей, чем другие. И некоторые из мероитических барельефов изображают королев, пронзающих копьём пленников с девичьей энергией и энтузиазмом.

— Верно. — Я заставила себя проглотить кусок рагу. — Сомневаюсь, что стоун-другой[142]

прибавки к весу изменит мой характер.

— У меня нет никаких сомнений по этому вопросу, — заявил Эмерсон. — И надеюсь, ты удержишься от соблазна поэкспериментировать. Больше ты ничего интересного не узнала?

— Да нет. А как насчёт тебя?

— Даже смотреть на еду не могу, — объявил Эмерсон, отодвигая ​​стул от стола. — Если ты закончила, Пибоди, идём в сад.

До сих пор мы не сказали ничего, не известного ранее нашей свите, но я видела, что мужу необходимо обсудить со мной несколько личных вопросов, и размышляла, как бы нам потактичнее избавиться от сопровождения. Приглашение приобщиться к трапезе, к которой мы едва притронулись, отвлекло мужчин; когда дамы последовали за нами, я послала их искать Рамзеса. Он пропадал невесть где целое утро, так что моя материнская забота не была такой уж притворной.