Последний верблюд умер в полдень

— Она не говорила об этом, папа, мама — она пела. Гимн. Когда она пела богу. Вперемешку с другими словами. «Будь славен, Амон-Ра, великий прародитель с ледяных вершин гор Гренландии, тот, кто пробуждает ребёнка в утробе матери с коралловых берегов Индии». Мама, папа — она пела это по-английски!

Очередная молодая пара без памяти влюблённых!

Наш ответ на заявления Рамзеса оказался — без малейшего злого умысла — самым обескураживающим из всех возможных. Я подавила ​​смех, уткнувшись в широкое плечо Эмерсона, а он ласково и терпеливо ответил:

— Вот как, мой мальчик? Ну, это не удивительно; все жрицы благородного происхождения, и, как нам известно, многие обучались английскому от Форта. Она, возможно, решила преподнести тонкий комплимент своему богу исполнением гимна другой веры. Или даже… знаешь, Пибоди! Может, это было задумано, как тонкий комплимент — признак того, что она о нас очень высокого мнения?

— Я ни на мгновение не поверю, что она пела что-нибудь подобное, — вставила я. Воображение Рамзеса сыграло с ним шутку. В странных завываниях этой музыки при желании можно было найти какую угодно мелодию.

— Уверяю тебя, мама…

— О, безусловно, ты убеждён, что слышал именно это, Рамзес. Чёрт возьми, — добавила я с растущим раздражением: игривость Эмерсона улучшила его настроение и вызвала к жизни некоторые тайные жесты, противоречившие прежним опасениям, — мы с папой были чрезмерно терпимы к твоему возмутительному поведению. Немедленно отправляйся спать!

Из-под дивана донёсся слабый скрежет. Рамзес пытался стиснуть зубы — одна из весьма трогательных попыток подражать собственному отцу и властелину. Но возражений не последовало, и исчезновение было столь же тихим, как и появление. Только тогда, когда слабый шорох занавески указал, что наш сын уже в соседней комнате, Эмерсон возобновил прерванные было занятия.

* * *

Наши сопровождающие вернулись на следующее утро, к крайней досаде Эмерсона. Как только мы закончили завтракать, он заявил о намерении посетить несколько значительных персон, в первую очередь — Муртека, а затем, если это позволено, принцев.

Если он надеялся ускользнуть от своих помощников, уловка не сработала. Господа последовали за ним по пятам из самой опочивальни. Он не вернулся, поэтому я пришла к выводу, что ему разрешили покинуть здание, и решила поступить точно так же.

Когда я предположила, что могла бы навестить Верховную жрицу, потрясение моих фрейлин дало понять, что я совершила недопустимую ошибку, даже подумав о подобном. Жрицы не развлекали посетителей и не покидали своего жилья — за исключением участия в религиозных церемониях. Я преисполнилась искренней жалости к бедняжкам; даже мусульманские женщины обладали большей свободой — они могли гулять в садах и даже выходить на улицу, если были надлежащим образом закутаны и имели сопровождающего.

— И те же правила для всех знатных женщин? — спросила я. — Все они в такой же степени являются узницами?

Меня поспешили заверить, что, во-первых, жрицы — не узницы, и, во-вторых, что жрицы подчиняются иным правилам. Другие женщины могли перемещаться куда угодно и как им заблагорассудится.

— И куда же они ходят? — спросила я.

О… в храм, друг к другу в гости, наносят визиты королеве и королевским детям…

После этих слов меня озарило. Я объявила, что тоже хотела бы навестить Её Величество, которую они именовали древним титулом Кэндис[137].

— В моей стране, — добавила я, — все гости свидетельствуют своё уважение (дословно — приходят и кланяются) нашей Королеве. И поступать иначе является верхом невоспитанности (дословно — недостойным поведением).

После непродолжительного обсуждения дамы согласились, что это отличная мысль. Но процедура оказалась гораздо более сложной, чем я ожидала: каждый шаг пришлось обсуждать и доказывать. Должен ли кто-то прибыть раньше других, чтобы сообщить о нашем появлении? (Да, конечно.) Что мне одеть? (Мы оказались единодушны по этому вопросу: я была полна решимости отправиться в полном облачении и при оружии, и дамы полагали, что Её Величество хотела бы видеть моё необычное одеяние.) Как нам идти? (Остановились на компромиссе: женщины взяли паланкин, я шла пешком.) Может ли Рамзес сопровождать нас?