Последний Воин Духа

— Разве что почтовыми голубями теперь, — вымолвил Джон вслух и застыл.

Из задумчивости его вывел звонкий женский голос откуда-то сзади:

— Эй, Джон! Не волнуйся. Когда они уезжали, дороги были ещё относительно ничего. Надо думать, до Дженкинса они были не хуже.

Обернувшись на голос, Джон увидел на балконе соседнего дома девушку. Кроме неё говорить здесь больше никто не мог. «Какое знакомое лицо, и эти милые каштановые волосы до плеч со съехавшей на лоб чёлкой, — подумал Джон. — Господи, ну я совсем уже, это ведь…»

— Эмили! Боже мой! А ты что тут делаешь? Только не говори мне, — и Джон даже позволил себе криво улыбнуться, вспомнив вдруг все детские состязания с Эмили из разряда «кто круче», — не говори мне, что вы все тут остались!

— Не все, Джон, — Эмили словно и не заметила иронии. Или не пожелала заметить. — Остались лишь самые молодые представители славной фамилии Робертсон.

Пару секунд Джон соображал, кто, кроме Эмили может являться самым молодым представителем этой фамилии. Никого больше не вспомнив, Джон, сильно удивившись, изрёк:

— Ты?! Но почему?

— А это потому, — и тут Эмили, наконец, позволила себе скривить физиономию («ты смотри, ну прямо как в детстве», — подумал Джон), — что ты всегда думаешь о людях хуже, чем они есть! Ты, наверно, думал, что мы все тут такие трусы, что побросаем всё и свалим в теплые места? А я, знаешь ли, свой город люблю, и дом свой люблю. Да, уехали родители, но я наотрез отказалась. Не поеду и всё, баста! Закончится же этот снег рано или поздно. — Эмили очаровательно улыбнулась. — Ну, долго там стоять будешь? Поднимайся уже чай пить!

Входя в дом, Джон с удовлетворением заметил, что у входной двери заботливо расчищен снег. «Неужели сама? — подумал он. — Надо будет спросить». Но, поднявшись на второй этаж, первым делом спросил совсем другое.

— А как же мы будем пить чай, я слышал, электричество отключили?

— Слышал! Ха-ха-ха! Джоник, ну ты вечно как с Луны или с Марса! А сам что — не проверял?

— Нет. Я в последнее время… — Джон осёкся, решив, что рассказывать о своём изучении Дома двух А. сейчас неуместно. Пока, во всяком случае.

— Свет сегодня выключили, но ты, наверно, забыл, что мы всегда готовили на газовой плите! У меня ещё целый большой баллон в запасе. — Эмили поставила чайник на плиту.

— Ах, ну да. Давно тут не был, — медленно произнес Джон и огляделся по сторонам. — Баллон я, правда, не помню. Но вот картина на стене — точно висела всегда. И кухонный гарнитур тот, что был.

— Да, тот, — улыбнулась Эмили.

Джону вдруг стало как-то хорошо. Может, он несправедливо относился к Эмили в последний десяток лет? Ведь они вместе росли. И всё же какое-то неприятное чувство изредка кололо его изнутри. Ему казалось, что Эмили стала другой, как повзрослела, и стала крутиться в весьма сомнительной компании. Джон почувствовал, что лучше сейчас это всё высказать и не держать больше в себе.

— Ну а кто ж тебе дверь-то откопал и на пороге снег прибрал? Небось, ребятки из твоей веселой компании? — Джону не хотелось, чтобы его голос звучал так язвительно, он бы рад произнести это как можно более равнодушно, но уж как вышло.

— Кто? — засмеялась Эмили. — Ах, эти маменькины сынки! Да что ты! Они все уже сразу посмотали из города, как только первый снежок посыпал. Да и не общаюсь я уж давно с ними. Это раньше там, года три-четыре назад… Эх, Джон. А вот и чай, кстати! — и Эмили сняла свистящий чайник с плиты и принялась разливать чай по добротным чашкам. Вот печенье, а тут конфетки. Ты с сахаром пьешь, забыла? Вот песок, если надо.

— Эмили, да я просто интересовался. Ну, не нравилась мне эта твоя компашка никогда. Я просто…

— Да всё мне понятно, брось. А помнишь, как мы на великах с тобой гоняли, как ездили далеко-далеко? А как в лесу шалаши строили, в индейцев играли? Это было ещё в 80-х, а такое ощущение, что уж полвека прошло.

— Да, — отвечал Джон, прихлёбывая чай. — Печенье очень вкусное. Помню, конечно. — И тут снова не выдержал: — Я только несколько удивлён, что ты это помнишь.

Эмили отставила чашку, подперла руками голову и укоризненно уставилась на Джона.

— Вот за что ты мне всегда нравился — ты не такой как все. Ревнивец, но стоишь на своём, гнёшь свою линию. Не хочешь идти туда, куда все идут, но выдумываешь свои пути, нехоженые, трудные…

— Да уж, сейчас куда ни глянь — все пути нехоженые. Ну, просто «неисповедимы пути рибчестерские». — И Джон, наконец, засмеялся, а с ним и Эмили.

— Пойдем, — она по-дружески взяла его за рукав, — покажу кое-что. — Возьми чашку с собой, если хочешь. Потом ещё вскипятим.