Последний Воин Духа

«Воспитывая дитя, люди не понимают, что изначально не оставляют ему ни одного шанса стать личностью, — думала Арталиэн, — они навязывают ему своё видение мира, которое на самом-то деле даже не является их собственным видением. Оно было им точно так же навязано, умело вкраплено глубоко в сознание… Ах, каким мог бы стать мир, если бы детям давался хотя бы один шанс увидеть мир по-своему, а не таким, каким он сознательно и чётко прорисован в сознании миллиардов!»

И Анне этот шанс был дан! И, хотя Арталиэн считала, что Анна в любом случае стала бы тем, кем она видела её в своих пророчествах, — с шансом или без, — она всё равно радовалась возможности дать этот шанс хотя бы одному ребёнку в мире. Она понимала, что ребёнок впитывает всё окружающее, словно губка и именно из этого и формируется; поэтому для юного сознания крайне опасно знакомство с серостью, так и прущей из всех щелей этого мира, этого общества, сознательно натянувшего противогаз чтобы не чувствовать мир настоящий; чтобы, не приведи Единый, не заразиться глотком свободного чистого воздуха и да не посеять в своём сознании сумятицу! «Как это глупо, — думала Арталиэн, — все эти приводы семилетнего ребёнка в музыкальную школу с подсовыванием в руки инструментов. И все эти нелепые надежды, что ребёнок вырастет великим музыкантом и им можно будет «гордиться» и приговаривать: «Это я, Я воспитала его таким! Я наставила его на этот путь! Посмотрите на моё дитя — это самое великое, самое дитястое раздитя в мире!» Ах, людская ничтожность! Сплошные жалкие попытки хоть как-то оправдать никому не нужное собственное существование-прозябание. Н-да… Если ты с ранних лет заточён в каменной башне с куполом, и даже последнее смотровое окошко уже заделано, — всё пропало. А если в башне ещё включен люминесцентный эмулятор солнечного света, на стенах горят лампочки и гигантская машина, треща килограммами перфокарт выдаёт заключённому в башне программу всей его оставшейся жизни — тогда что?.. Вот и получается, что у человека обыкновенного нет ни одного шанса вырваться из этого каменного кокона, ни одного! Скорбный это вид — Человек Обыкновенный. А Избранным безразлично — в коконе они или нет. Перед их силой разрушатся любые ворота и стены, им только нужно дождаться момента собственного пробуждения, что рано или поздно происходит с каждым таким человеком. Но людям можно подарить и часть своей силы — через искусство, например, чтобы у каждого был шанс разрушить эти стены. И я должна в это верить, иначе вся моя жизнь превращается в полнейшую бессмыслицу…»

Если говорить о детстве Анны, всплывает такая картина. Умиротворённый летний вечер, тепло, безветренно. На небосклоне появляются первые звёзды. Анна уже довольно длительное время сидит в саду под деревом в позе лотоса, глаза закрыты.

— Сходи, прогуляйся куда-нибудь, — говорит ей Арталиэн. — Развейся.

— Мне не нужно никуда ходить, мама, — медленно отвечает Анна. — Я могу сделать сколько угодно шагов внутрь себя и не сходя с этого места.

Проходит пара часов, на двор опустилась мягкая ночь, ярко горят крупные звёзды. Арталиэн снова выходит посмотреть на дочь, и решается позвать её на чай. В этот момент луна выглядывает из-за ветвей, озаряя юный лик Анны, пребывающий в совершеннейшем спокойствии. Ни один мускул не дрогнул на лице её, а глаза по-прежнему закрыты:

— Чаем мне будут воды далёких родников; лунный свет — маяком на пути домой, — отвечает она маме.

Арталиэн мягко опустилась на траву, и обняв дочь, похожую в лунном свете на золотую статую Будды, произнесла:

— Дорогая моя Анна! Кроме дороги домой у нас и на Земле есть много дел.

— Всё моё существо жаждет вернуться в дом изначальный; и нет мне здесь дел больше.

Глаза Анны всё ещё были закрыты. Арталиэн воздушно, еле касаясь, провела рукой по её длинным тёмным волосам.

— Дочь моя! — молвила она печально. — Ты не сможешь вернуться до тех пор, пока миссия твоя не будет полностью завершена.

— Но моя леди Арталиэн! — воскликнула Анна, открыв наконец глаза. — Ты говоришь так, будто уже знаешь, в чём именно состоит предназначение всей моей жизни!

Арталиэн поднялась и медленно поплыла белым облаком по ночному саду. Она застыла среди лунных дорожек с поднятой вверх ладонью:

— Нет, Анна. Мне не дано видеть, в чём именно оно состоит. Но оглянись! — и она провела рукой по тускло освещаемому саду, указывая ещё дальше, на невидимые сейчас дома, поля и леса. — Ты стремишься домой? Но всё что есть вокруг и внутри нас также является нашим домом. Ибо всё едино. В нас и вокруг нас — Создатель. И мы — часть Его духа и плоти. И то что мы живы и можем бесконечно познавать Его — величайшее из всего того, что вообще может существовать. — Арталиэн счастливо улыбнулась. — Дитя моё! Так неужели ты не хочешь поделиться этой радостью и знанием с другими, с теми, кто по разным причинам оказался обделён этим?

И поднялась тогда Анна. И склонилась почтительно перед леди Арталиэн. И произнесла: