Пособники. Исследования и материалы по истории отечественного коллаборационизма

Нацисты не стремились прекратить существование русских анклавов, за исключением евреев, выходцев из России, чьи жизнь и права старательно и жестко ограничивались[809]. В политическом смысле, в «новой Германии» русский национализм будущего не имел[810]. Даже нацисты эмигрантского разлива были не более чем блеклым подражанием настоящей партии Гитлера, хотя и эти люди безусловно вносили своеобразный колорит, коль скоро правый политический фланг в мире русского рассеяния был традиционно силен[811]. Аполитичным же эмигрантам, содержавшим свой ресторан, булочную или просто работавшим клерками, как правило, было нечего бояться

[812].

Для всех остальных, в том числе военных, в середине мая 1936 г. было создано УДРЭ — Управление делами русской эмиграции (Russische Vertrauensstelle), главой которого был назначен старый знакомый нацистов, харизматичный и лояльный любитель политических интриг генерал-майор Василий Викторович Бискупский[813]. РОВС, имевший даже свою контрразведку, но формально не подчинявшийся никакому политическому центру, не мог вызывать полновесного доверия новых властей. Под давлением немцев, в конце октября 1938 г., после долгих консультаций и обсуждений, II (германский) отдел РОВС был преобразован в «независимое» Объединение русских воинских союзов (ОРВС). Тайная государственная полиция такой унифицирующий ход вещей одобрила[814]

. С оккупацией европейских стран, несколько отделов (чешский, польский) вошли в ОРВС; другие отделы (югославский, бельгийский) было предложено к нему присоединить.

В каком положении находился РОВС к началу Второй мировой войны? Ситуацию следует рассматривать в нескольких плоскостях. Структурно и содержательно, Союз представлял собой фактически кадрированную армию до 40 000 членов, с мотивированным личным составом, география проживания которого простиралась вплоть до Австралии и Бразилии. На деле же, в силу разных причин, далеко не все из указанных десятков тысяч были готовы броситься под ружье в случае нового столкновения, и по факту лишь меньшинство чинов проводили в жизнь эмигрантский «активизм».

Советской властью РОВС воспринимался как реальный противник, свидетельством чему стали спецоперации Москвы[815]. Подрывная работа имела мощный дезорганизующий эффект: похищение председателя Союза, генерал-лейтенанта Евгения Карловича Миллера, в 1937 г. из-за предательства генерал-майора Николая Владимировича Скоблина вызвало шок[816], за которым последовал кризис власти. Избранный после долгих совещаний новый руководитель, генерал-лейтенант Алексей Петрович Архангельский, был очень опытный администратор, но посредственный политик

[817].

Наконец, если сравнивать РОВС/ОРВС с другими организациями, оба военных организма выгодно выделялись на общем фоне. Союз был своеобразной если не «кузницей», то «складом» кадров с каким-никаким опытом, могущих быть полезными. Прочие «общества чашек чая, взаимного обожания»[818] не могли похвастать даже теоретическим силовым потенциалом. Будущая глобальная война против СССР должна была стать проверкой на прочность для организации, а для рядовых членов — единственной возможной компенсацией за унижение проигрыша в Гражданской войне и многолетние мытарства в изгнании[819].

По мнению полковника Митрофана Ивановича Бояринцева, ситуация осложнялась тем, что РОВС недоставало единой доктрины на случай войны, что приводило к отсутствию общего политического решения. Парадоксально, но в этом же заключалась и сила Союза как организации: единственной сутью был безоговорочный широко понимаемый антибольшевизм, что вело к ситуативной пластичности и расширяло горизонт возможных действий. РОВС был вполне в состоянии поставить несколько тысяч своих членов в армию державы-интервента[820]

. Вопрос состоял в том, насколько интересы «принимающей стороны» будут совпадать с интересами русской диаспоры.

Уже весной 1941 г. руководство ОРВС, не сомневаясь в скорой войне между Германией и СССР, предприняло попытки встать под германские знамена и закрепить за изгнанниками право поучаствовать в грядущем конфликте[821]. Наибольшую известность получил адрес начальника ОРВС, генерал-майора Алексея Александровича фон Лампе, который тот 21 мая 1941 г. направил главнокомандующему сухопутных войск (ОКХ) генерал-фельдмаршалу Вальтеру фон Браухичу[822].

На тот момент ответом белоэмигрантов не удостоили. Со взлетом первых немецких сигнальных ракет в воздух 22 июня 1941 г., русских изгнанников, и особенно военных, охватили надежды на продолжение (и теперь уже победоносное окончание) Гражданской войны. Многостраничная частная переписка чинов РОВС/ОРВС, статьи во внутренних журналах, листках и бюллетенях, с которыми ознакомился автор настоящих строк в различных архивохранилищах, показывают почти полное отсутствие хоть сколь бы то ни было заметных «оборонческих» настроений в среде военной эмиграции[823].