Посол. Разорванный остров

— «Вполне официальные»! — не удержавшись, передразнил Александр. — А если я вам скажу, что молодой повеса пожелал прокатиться в Европу, пользуясь попустительством со стороны своих командиров, и просто выдумал причину? Чем вы можете опровергнуть мои слова? Ну, говорите!

— Мне нечего сказать, ваше величество…

Глава четырнадцатая

— Так что, господин хороший, барин велел передать, что дохтур у нас свой имеется и что в ваших услугах он не нуждаются, — слуга неуклюже поклонился, сунул ожидающему в наёмном экипаже посетителю его визитную карточку и повернулся, чтобы поскорее спрятаться от моросящего дождика под навесом обширного крыльца.

— Погоди, дурень! Эй, слышь, погоди! — седок неуклюже выбрался из экипажа и успел поймать слугу за широкий рукав крылатки, явно с барского плеча. — Я тебе, вахлаку, что передать велел? Что мне барыня молодая надобна, Анастасия Петровна! Что для неё у меня письмецо и посылочка имеется. А ты, дурень, только и запомнил, что я доктор? Я — доктор патологоанатомии, нездешний! Доктор мёртвых, чтобы тебе понятно было… У меня для барыни молодой письмецо — вот я и взял на себя труд доставить!

— Оно и видать, что вы приезжий, петербухских обычаев не знаете! — угрюмо попытался отстраниться слуга. — Где ж это видано, чтобы молодая барыня со столичным воспитанием к кому ни попадя на улицу выскакивала? Да ещё и к потрошителю мертвяков, прости, мя, душу грешную! Идите себе подобру-поздорову, сударь, пока я дворника не кликнул, а ён городового не высвистел! Сказано вам: свой дохтур есть — и ступайте себе!

— Хорошо. Ох, ты и дурак, братец! Барина позови тогда, — посетитель с выработанной годами ловкостью всунул-таки слуге свою визитную карточку. — Или проводи к нему, убогий…

— Обедать барин с барыней сели. Никак не возможно позвать ихнюю милость. Ждите, коли охота…

Вырвав рукав из рук докучливого посетителя, слуга поспешно скрылся за дверью парадного особняка Белецких. Плюнув с досады, посетитель несколько минут постоял под дождём, решая для себя — ждать или отказаться от выполнения не столь уж завидного поручения и уехать? И когда уже, решившись, полез в экипаж, с крыльца его окликнули:

— Сударь, могу я узнать — в чём тут дело, собственно говоря?

На крыльце стоял господин в чёрной визитке и при аккуратной бородке. В руках хозяин — судя по властному тону, это был именно хозяин — комкал салфетку.

Посетитель прикоснулся двумя пальцами к венскому котелку и шаркнул ногой:

— Позвольте рекомендоваться: доктор Шлейзер из Варшавы! Предупреждая ненужные вопросы, я сразу и категорически заявляю вам, сударь, что не ищу практики или пациентов.

— Тогда что вам угодно?

— Говорит ли вам что-либо имя Михаила фон Берга, сударь?

— Мишеля? — хозяин невольно поглядел по сторонам, шагнул к посетителю. — Да, разумеется — это жених моей дочери, сударь… Но могу ли я узнать…

— Можете, сударь! Вы всё можете, если соизволите, в отличие от вашего глупого слуги, пригласить меня хотя бы в переднюю! Проехав чёрт знает сколько вёрст и сделав для вас же немалый круг — в Петербурге у меня совершенно иные дела! — поневоле, сударь, рассчитываю хотя бы на минимум внимания! Тем более, привезя вашей дочери известие от её жениха!

— О-о, прошу прощения сударь! Дурак Ероня, действительно, ничего не понял! Прошу вас, проходите, доктор э-э.

— Шлейзер, сударь. Это, в конце концов, не так и важно! Благодарю вас…

В передней доктор Шлейзер только и позволил себе скинуть насквозь мокрый дорожный плащ и немедленно начал излагать порученное ему дело:

— Вы есть господин Белецкий, отец Настеньки Белецкой, настолько я понимаю? Слушайте меня внимательно, сударь! Господин фон Берг, которого вы уже завтра, возможно, откажетесь признавать женихом вашей дочери, попал в большие неприятности. Я имел несчастье ехать с господином Бергом в одном вагоне Берлинского экспресса, когда он и какой-то господин азиатской наружности соизволили устроить на крыше вагона глупую дуэль на саблях. Подробностей я, к счастью, не знаю — после того как поезд остановился, я был призван для оказания медицинской помощи вашему Бергу. Его ранения были столь глубоки и обширны, что для спасения жизни я потребовал немедленно предоставить для транспортировки раненого паровоз. И довёз господина Берга до Варшавы — признаться, совсем не надеясь на это! В Варшаве я надеялся передать истекающего кровью молодого человека в ближайшую больницу. Однако вокзальные извозчики, дежурившие на тамошнем вокзале в неурочный для прибытия поездов час, тотчас разбежались, заметив окровавленные носилки. И я смог нанять лишь какого-то селянина, который привёз нас в монастырь сестёр-бенедиктинок. Слава Иисусу — при монастыре был приют для престарелых и убогих! А там — вполне компетентный персонал сестёр милосердия и даже два доктора, ушедшие от мира. Там я произвёл единственно возможное, на мой взгляд, медицинское действие — ампутировал молодому человеку и без того почти что отрубленную руку. И по прошествии двух дней оставил господина Берга на попечение этих самых бенедиктинок.