Не далее как третьего дня к нему в Штаб корпуса инженеров МПС с утра пораньше заявился некий субъект. Субъект был одет в партикулярное платье, однако при этом отличался военной выправкой и настолько, что делопроизводитель присутствия главноуправляющего Корпусом, докладывая Белецкому о незваном посетителе, не удержался:
— Жандарм к вашему превосходительству. Имеет бумаги от Земельного комитета, однако физиономия, Пётр Романович, самая что ни есть жандармская… Прикажете передать, что заняты?
— Жандарм, говоришь, Елистратов? Ха, ну и дела! Поскольку мы перед их ведомством вины не имеем, надо бы принять. Проси, чёрт с ним!
Посетитель и впрямь оказался жандармским ротмистром, порученцем самого Потапова. Не ходя вокруг да около, ротмистр сразу обозначил суть дела, по которому явился. С его слов, наречённый жених единственной дочери главноуправляющего Корпусом инженеров Белецкого, прапорщик Сапёрного лейб-гвардии батальона Берг совершил тяжкое преступление, оскорбляющее честь царствующего дома и затрагивающее государственные интересы державы. Подробности ротмистр сообщать категорически отказался — лишь заявил, что гвардейский офицер Берг, пренебрегая присягой, в настоящее время скрывается от розыска. А посему для розыскных действий крайне важны любые сведения, могущие пролить свет на местопребывание упомянутого Берга. Не позволит ли господин Белецкий, в свете важности проводимых розыскных действий, поговорить с невестою упомянутого преступника? То бишь с его дочерью, Анастасией? Разумеется, в присутствии отца, тайного советника Белецкого.
Всё существо тайного советника Белецкого, разумеется, поначалу восстало против впутывания его Настеньки в какие-то грязные игры с розыском, следствием и государственным преступником Бергом. Встав с кресла и опершись костяшками пальцев на служебный стол, Белецкий так и заявил жандармскому ротмистру: ни в коем случае! Он не может позволить впутывать невинную дочь в какие-то там полицейские истории! Что же касается упомянутого Берга, то последний раз его дочь виделась с ним дней этак десять назад, и с тех пор никаких известий от него не получала.
Ротмистр, ухмыльнувшись, напомнил: не судите, мол, опрометчиво, господин Белецкий! Нынешняя молодёжь, что б вы знали, господин тайный советник, знает множество тайных способов общения, недоступных пониманию достопочтенных отцов. Нет, боже упаси, он ни в чём не подозревает дочь тайного советника. Однако, выполняя поручение самого высокого начальства, должен лично убедиться — понимаете, лично, господин Белецкий! — что ваша дочь не имеет даже самого косвенного отношения к данному делу.
Белецкий продолжал протестовать против беседы его Настеньки с жандармскими дознавателями. Тогда ротмистр, не тратя времени на дальнейшие уговоры, встал, откланялся и направился к выходу. Лишь на пороге, чуть задержавшись, он заявил, что прямо отсюда направляется к самому министру путей сообщения Посьету. И что реакцию министра на сообщение о том, что господин Белецкий препятствует проведению розыска, санкционированного самим государем императором, предсказать никак не возможно…
Пришлось соглашаться — а что оставалось делать?
Не откладывая дел в долгий ящик, к дочери поехали прямо со службы. По дороге ротмистр мягко порекомендовал не открывать Настеньке жандармского источника интереса к её жениху.
— Кем же вас представить прикажете? — сумрачно поинтересовался Белецкий. — Моим сослуживцем? Невесть откуда появившимся кузеном?
— Лучше всего — военным ревизором. Скажите дочери, что проводится внезапная инспекция всех расквартированных в Санкт-Петербурге гвардейских частей и что в Сапёрном батальоне, к коему приписан Берг, обнаружена крупная недостача финансовых средств. Он ведь, если мне не изменяет память, исполнял должность финансиста батальона?
— Вам бы да ещё память изменяла! — невесело хмыкнул Берг. — Неужто хотите объявить моей дочери, что её жених казнокрад? А ежели впоследствии выяснится, что Мишель вообще не при чём? Насколько я понимаю, его «злоумышление на государеву честь и достоинство» пока вообще, как говорится, по воде вилами писано?
— Ну, не совсем вилами. И не совсем по воде. Однако не скрывайся он от розыска, положение стало бы гораздо яснее, — уклончиво ответствовал жандарм.
Как и следовало ожидать, дочь Настенька на известие о том, что её Мишеля, как подозреваемого в воинском преступлении, ищет полиция, отреагировала очень бурно. Были и слёзы, и клятвенные заверения в том, что она не скажет ничего, что может повредить жениху — потому как уверена, что Мишель просто не мог сотворить ничего «такого»!