Post scriptum

Какие бури прогремели,Какие вихри пронеслись,Но у Кремля синеют ели,Всё так же звезды смотрят ввысь.Всё так же звон высокий льется,И от него земля светла,

Как будто не часы, а солнцеПобедно бьет в колокола.Всё так же башни розовеютИ, думу думая, молчат,И караул у Мавзолея —Горят штыки как два луча.Здесь Сталин спит в своей могиле

И Брежневу поставлен бюст.Черненко здесь похоронилиИ приземлился храбрый Руст.Здесь, на трибуне МавзолеяСтоял, как дряхлый шимпанзе,Товарищ Брежнев, а правее —

Товарищ Суслов в картузе.Приди сюда, где ветры мчатся,И ты увидишь даль вековИ ты услышишь на брусчаткеШаги пяти материков.Ты здесь постой хотя б немного,Послушай, как перед тобой

Всё дышит вечностью высокой,Всё дышит вечностью живой.

Обновленный вариант этого стихотворения мне очень понравился, и я мгновенно выучил стихи вместе с добавленными строфами – ведь «из песни слова не выкинешь». Но тут я всерьез испугался: вдруг и на празднике я прочту его в полном варианте? Что тогда будет? Меня спасла случайность: на генеральной репетиции я стал сильно заикаться и меня «сняли с дистанции», чему я был несказанно рад. А отец потом говорил: «Все-таки жаль! Представляешь, какой грандиозный скандал разразился бы!»

* * *

Мне вспоминается 19 августа 1991 года. В то утро мама разбудила меня со словами, что произошел государственный переворот и что неизвестно, чту будет дальше. Весь день мы вслушивались в радиоприемник, стараясь не упустить ни слова, а ближе к вечеру приехал отец. Он предложил мне проехаться на велосипедах – и по дороге пересказал мне свои ощущения, абсолютно ничего не скрывая. В то время мне было одиннадцать лет – но отец говорил со мной как со взрослым. Он сказал, что не удивится, если его арестуют, потому что он уже засветился как либерал и антисоветчик – и, как ни удивительно, я воспринял его слова как должное, довольно мужественно… Мы ехали через Хрипанское поле – в то время оно еще не было застроено – а когда проезжали через деревню Хрипань, увидели, что довольно обшарпанный лозунг над входом в сельский клуб был заботливо подновлен… А потом стал накрапывать дождь – и мы спрятались под большой старой елью… Но дождь довольно быстро прекратился и мы двинулись дальше.

Потом мы не раз размышляли о том, что это был sui generis знак – указание на то, что вся история с путчем закончится столь же быстро, как этот дождь. И впрямь – в 20-х числах августа, уже после провала путча, мы с отцом поехали в Егорьевск и очень радовались, увидев из электрички, что над зданием Раменской администрации развивается бело-сине-красный флаг. А еще через несколько дней мы вновь поехали через Хрипань – и что же? Лозунг на клубе, подновленный за несколько дней до того, был закрашен… Ну что тут сказать? В точности по анекдоту: «Были ли у вас колебания при проведении линии партии?» – «Колебался вместе с линией»… А тем маршрутом, что сложился у нас в тот августовский вечер, мы потом ездили часто – он оказался исключительно удобен для вечерних поездок, когда времени мало, а покататься хочется. И назвали его – Хрипанское кольцо.

* * *

В тот августовский вечер отец говорил со мной предельно прямо – и, надо сказать, что это был далеко не первый наш разговор о политике. Задолго до того отец уже рассказывал мне о глубокой неправде советской идеологической системы. Говорил он мне и о том, сколь критично относился к официозу мой дед – Петр Георгиевич Чистяков. Он, к слову, будучи членом партии, смотрел на советскую власть без иллюзий. Мне вспоминается один из таких рассказов.