Постижение военного искусства

В машинной армии силу пехоты так же считают невозможным подсчитывать по головам (число штыков); для учета важно число машин, которые могут быть введены в бой; пехота свернулась в машины и обслуживающие их ячейки. Рота представляет определенное число ячеек, тащащих пулемет и ленты к нему; определенное число ячеек, обслуживающих автоматическое ружье и его боевой комплект (3 человека); ячейки минометные, ячейки с 37-миллиметровой пушкой, ячейки чистильщиков (разведчик, стрелок, метатели бомб, подносчик и начальник); в недалеком будущем прибавятся ячейки, обслуживающие ротные танки, те же рыцарские копья, более разнообразные по качеству, но характерные в том отношении, что индивидуальный боец ячейки перерождается в прислугу, — правда, не человека, но машины. Пехотинец машинной армии теряет самостоятельность, обращается в прислугу своей машины, нечто вспомогательное. Силу прядильной фабрики исчисляют количеством работающих в ней веретен, а не числом досматривающих за ними рабочих и работниц, и, по-своему, правы французы, исчисляющие силу пехоты числом боевых машин.

Военные давно знакомы и с понятием машинной ячейки, и прислуги — в артиллерии. Артиллерист — что-то вспомогательное к своей пушке, и тактик при боевом подсчете не интересовался числом людей, кормящихся в батарейной кухне, а брал в расчет только число орудийных жерл. Теперь приемы и психология артиллерии перебрасываются и на пехоту. Французы перестают в своей машинной армии усматривать разницу между пехотой и артиллерией; грани стираются; войсковые части, обслуживающие машины дальнего боя называются батареями — это артиллеристы. Войсковые части, обслуживающие машины ближнего боя, передвигаемые в бою без лошадиных запряжек и организованные для работы в районе пулеметного огня, называются ротами — это пехота. И это различие не принципиальное, а весьма относительное: гусеничный трактор, открытый или бронированный танк — увеличивает силы пехоты далеко за пределы человеческого двигателя, позволяет пехоте включать в свои ряды все более тяжелые, громоздкие, требующие обильного питания машины. Если сейчас только маленькая 37-миллиметровая пушка-пехота, — то в будущем калибр пехоты может сильно подрасти.

Психологически пехоту создавал до сих пор строй, регулярное начало. Дисциплина, чувство локтя, шаг в ногу, одновременные движения и повороты по команде начальника, весь аппарат сомкнутого строя служили тому, чтобы подавить эгоистические проявления и выработать тактическое целое, с единой коллективной волей. Бой в рассыпном строю, введенный в общее употребление французской революцией, предъявил новые повышенные требования к морали пехотинца. Бой в ячейке у машины, в разлагающих условиях ближнего столкновения с врагом, вызовет, может быть, еще более коренную ломку в психологии пехотинца, чем переход от сомкнутого строя к рассыпному. Правда, создание психологии артиллериста, психологии ячейки, объединенной совместной работой у одной конкретной машины, давалось всегда скорее и легче, чем сплочение людей в живую стену, готовых в чистом поле противостоять всем попыткам врага ее развалить. Но психология орудийной прислуги, а пехота могла ее уже проверить на своих пулеметчиках, имеет много положительных данных (стойкость, группировка у своей машины до последнего и т.д.), но в ней есть крупные минусы: неизбежная оборонительная тенденция, известная пассивность, признание за своей работой вспомогательного характера, отсутствие порыва... Артиллерия наносила потери, иногда очень серьезные, но кусалась, брала за горло раньше только пехота (и конница). А что, — машинная пехота будет ли кусаться? Или будет только способна к машинному лаю? Не будет ли напоминать столкновение двух машинных армий переругивание базарных торговок, не имеющих темперамента, чтобы вцепиться друг другу в волосы?

Автор этих строк далеко не поклонник машинных армий, далеко не сторонник утраты пехотой значения главного рода оружия, но он должен признать, что кризис, переживаемый теперь пехотой, выходит за пределы французского безлюдья, и в промышленности недостаток рабочих рук является существенным двигателем для перехода к усовершенствованной машине, и, наоборот, дешевизна труда — всегда враг машины и обуславливает техническую отсталость, захватывает все армии в мире и выдвигает острые вопросы не только в отношении организации, но и обучения воспитания пехотинца, по классическому образцу героев сомкнутых штыковых атак XVIII-го столетия, так быть может и сейчас пора подытожить опыт, учитывающий автоматы и машины ХХ-го века, и указать новый путь эволюции пехоты.

Вестник милиционной армии. 1921. №14 (35). С.1-5.

Антимилитаризм и всеобщее военное обучение