Постижение военного искусства

Эти “указания” вызвали весьма оживленные толки в прикосновенных кругах. Я положительно уклонился бы от истины, если бы попытался утверждать, что слышал более положительных отзывов, нежели отрицательных. Мы хвалим менее охотно, чем ругаем; наше сочувствие высказывается, по преимуществу, платонически, кусаемся же мы пребольно. Если какое-либо нововведение признается неразумным всего 10% военного общества, и разумным — огромным большинством, то оно, наверное, встретит очень сильное противодействие и слабую поддержку.

Мы, вообще говоря, недовольны. В мою бытность кадетом существовал даже особый метод ношения фуражки недовольных начальством. Недовольство, конечно, имеет свое законное, историческое право на существование. Недовольство настоящим равносильно стремлению к лучшему будущему; недовольство не дает спать, отгоняет пошлость, недовольство является важнейшим побуждением к прогрессу.

Но та формула недовольства, которая господствует у нас — пассивность довольных и активность недовольных — отнюдь не прогрессивна. Мы ругаем существующее, но еще энергичнее ругаем всякую попытку изменить его — безразлично в какую сторону. Это наиболее скверная форма консерватизма. Беспринципное будирование ведет не к развитию, а к застою. Пустая реформа, решение вполне второстепенного вопроса вызывают бурное проявление несогласия.

Мне приходилось беседовать с лицом, которое было весьма причастно к реформам.

— “Отчего мы не отречемся от старой тактики? отчего бы нам вполне не признать решительное значение огня? отчего не отомкнуть штыки от ружей и не носить их на боку? Отчего авторитетом устава нам не подчеркнуть резким образом новую точку зрения на бой?” — поставил я вопрос.

— “Я лично — убежденный сторонник высказываемого вами. Но разве можем мы рискнуть на такую ломку? Куда там. Это легко в теории. В жизни нам надо идти гораздо более осторожными шагами”.

Лицо делало осторожные шаги, лицо советовалось со всеми; каждая деталь обсуждалась сонмом строевых начальников. Ломки произведено не было; и все же дело сорвалось, сорвалось на таком вопросе, о котором завтра, с первым пушечным выстрелом, никто не вспомнил бы.

Не верим мы в этот пушечный выстрел; боевое “завтра” представляется чем-то отдаленным и сомнительным.

Вспоминая это боевое “завтра”, я совершенно не могу разделить упреков в отступлении от полевого устава, в вольнодумстве, которые раздаются по адресу составителей этих указаний. При том разномыслии, которое господствует у нас, тот, кто берется за тактическую работу, имеет перед собой приятную перспективу: пойдешь направо — коня потеряешь, пойдешь налево — голову отрубят. Реформаторы предпочитают обыкновенно оставлять полевой устав в покое: хорошо, что армия уже научилась исполнять его; благо, что его положения уже обветшали — из них найдены лазейки; если устав не приносит пользы, то и стесняет уже мало: он разношен.

Жить пустотой нельзя; что-нибудь делать — далеко не самое лучшее — все-таки лучше, чем сидеть у разбитого корыта. Именно за ломку, именно за отступление от полевого устава, именно за стремление установить новые точки зрения “указаниями” и следует радоваться их появлению. Прежде всего, по важности затрагиваемых вопросов, “указания” имеют право на внимание критики, и во вторых — потому, что приходится выбирать между ними и разбитым в маньчжурском походе корытом, — имеют право на снисходительное к ним отношение.

Я считал необходимым мотивировать исходную точку зрения, дабы избежать упреков; с одной стороны — в руготне, в преследовании личных счетов, с другой стороны — в лицемерии и лицеприятии. Положение между двумя жерновами требует многочисленных отговорок.

***

По внутренней сути, которая проглядывает из различных изгибов мысли, “указания” представляют огромный скачок в сторону линейной тактики. Язык составителей еще не дерзает называть вещи своими именами. Брошюра еще не перебродила. В ней много борьбы, много противоречий. Из различных предложений выглядывают различные авторы, выглядывают кусочки французских и немецких доктрин. Иные из авторов, вероятно, признают мое соображение об измене перпендикулярной тактики неверным.