На Балканском полуострове мы были свидетелями дебюта, в неслыханном до того масштабе, войск резервного, второочередного характера. Только отчасти перволинейный характер имели лучшие болгарские полки. Действительно, вся болгарская пехота из двухбатальонных полков мирного времени развернулась при мобилизации в четырехбатальонные. Из одной роты, содержимой в мирное время в половинном масштабе, в военное время развернулись 2 роты, т.е. численность этих полков раздулась вчетверо. Сверх того, при помощи ничтожных кадров — десятка человек на полк — были образованы еще резервные полки, которые сразу же приняли энергичное участие в действиях против Адрианополя. В Сербии постоянные кадры были еще слабее. Дивизии первого призыва на 5/6 состояли из запасных, и сверх того, к операциям в поле были притянуты и дивизии второго и третьего призыва. И мы читали о подвигах этих дивизий второго призыва в сражении у Прилипа и других, где на их долю выпали весьма существенные боевые задачи. Греческие и черногорские войска имеют столь же ясно выраженный характер резервных формирований. У турок, наряду с дивизиями низама — перволинейными, мы встречаем огромную массу — две трети всей армии — дивизий редифа, целиком образуемую приходящими элементами армии — запасными.
Та или иная оценка дебюта войск резервного характера на Балканском полуострове далеко не безразлична для относительной расценки сил противоположных группировок европейских держав. Чем меньше значения на войне получают войска “приходящие”, тем выгоднее складывается обстановка для тройственного союза. В Германии военное дело, более чем во всякой другой стране, является уделом профессии; вся подготовка войск, носящая ясно выраженный характер муштровки, имеет в виду воспитание надлежащих навыков, ломку человека в настоящего специалиста. Как бы мы ни говорили о том, что германские победы подготовлены школьным учителем, но безусловно достоверно, что все успехи Пруссии были куплены усилиями перволинейных войск. Войска импровизированные и народные ополчения играли существенную роль в “освободительной” войне 1813 года — но и это участие германского народа в войне, согласно трудам германских военных историков, представляется нам теперь в весьма узких рамках. Представление о войне, как о борьбе, локализованной между специалистами — “копейными бойцами” и “мастерами меча”, как называли их на заре новой истории, весьма характерно для германского миросозерцания, слагавшегося под влиянием вечной борьбы германских князей между собой. Но, помимо исторического тяготения Германии к вымуштрованным солдатам-интернам, существуют весьма веские стратегические соображения, которые отодвигают на второй план значение германских резервных, ландверных и ландштурменных формирований. Главный козырь Германии — это расположение среди ее возможных противников и большая готовность, выражающаяся в подготовке к нанесению соседям энергичных ударов с молниеносной быстротой. Сила Германии находит свое полное воплощение в том миллионе прекрасно обученных и снабженных солдат, который может, по произволу, в 10 дней быть собран на любой границе и быстрым вторжением предупредить подготовку врагов к отпору. Второй и третий миллионы германских солдат, при достаточном племенном единстве, отсутствии хулиганства в немецком характере и разумной организации, представляют также серьезный боевой элемент, но эти миллионы не так страшны, как первый миллион, в который будут вложены все надежды Германии: эти последующие миллионы не могут успеть принять участие в том решительном начале войны, которое составляет выигрышную карту тройственного союза. Германия не может ждать тех двух лишних недель, которые бы потребовались для того, чтобы сплотить и сосредоточить второочередные формирования на театре военных действий. Запоздалое наступление и упование на численность трехмиллионного войска, представляющего почти непреодолимые технические затруднения для быстрого развития активных операций, в корне противоречат всей германской военной доктрине [...]