На лице вождя солдаты и офицеры также стремятся прочитать, будут ли они завтра разбиты или одержат победу. И у генералов естественно вырабатывается такое выражение, которое сулит войскам самое счастливое будущее. Никакого сомнения не было ни во взгляде, ни в голосе Наполеона, когда в утро Бородинской битвы он вышел на воздух и воскликнул: “Вот солнце Аустерлица!” Но горе полководцу, который, запершись в своем кабинете над картой, сохранит свою митинговую физиономию и свой митинговый образ мысли. Все управление должно жить двойной жизнью: в официальной маске обращаться к массам, и, оставшись наедине, спускать с цепи злого, насмешливого, недоверчивого беса критики; “дух отрицания и сомнения” должен пробежать по докладу начальника штаба прежде, чем он скрепит его своей подписью.
История учит, что каждый вождь должен быть в то же время и актером; и слишком часты случаи, когда лицедейство поглощает вождя, когда он, оставшись наедине, продолжает мыслить теми же образами, которыми только что ослеплял толпу...
Самым блестящим игроком в поддавки, какого знала история, был австрийский генерал Мак. В октябре 1805 года он стоял с 50 тысячами солдат у Ульма, а Наполеон с 260 тысячами широким размахом с севера стремился его окружить. Всякий здравомыслящий человек, на месте Мака, нашел бы лишь один возможный способ действий — уходить назад, на соединение с двигавшейся из России армией Кутузова. Но Мак, один из инициаторов войны, убеждавший министерство иностранных дел в возможности победы над Наполеоном, боровшийся с пессимизмом эрц-герцога Карла и его ставленников, создавший в Австрии и австрийской армии победное настроение, оказался сам ослепленным своим оптимизмом. Ему докладывают, что севернее Дуная движутся французские войска: значит, Наполеон побоялся заготовленных Маком сильных позиций на реке Лех и хочет отыграться, устроив что-то вроде рейда через нейтральные государства, чтобы разорить Богемию — пустяки, не имеющего стратегического значения. Ему докладывают, что французские войска свернули на юг и грозят перерезать Дунай в его тылу. Мак готов хлопать в ладоши: Наполеон хочет спугнуть меня угрозой моей коммуникационной линии по Дунаю; а того он, бедный, не знает, что я подготовил себе другую коммуникационную линию, вдоль Швейцарской границы, на Меминген. Ему докладывают, что Наполеон разбил в его тылу корпус Кинмайера, переправился через Дунай — и двигается теперь на него со стороны Вены. Это было 13 октября. Мак хитро улыбается, достает из кармана донесения тайной разведки, французскую газету. “Вы думаете, что Наполеон решил идти на меня, на мои позиции? Вы ошибаетесь. Вот донесения шпионов. Англичане высадились в Булони, в Париже роялисты подняли восстание и захватили власть. Вот доказательство — выпущенная ими газета (сфабрикованная, конечно, Наполеоном и искусно подложенная Маку для его ослепления). Наполеон меньше всего думает обо мне теперь, он хочет пробиться к Парижу, но я его необщипанным мимо себя не пропущу”. Через три дня петля вокруг армии Мака была туго затянута, и горе-оптимист приступил к переговорам о сдаче...
Мираж восстаний, бунтов в тылу противника, мираж мифических высадок, мираж разложения неприятельской армии погубил не одного Мака, нашел и других игроков в поддавки. Как заманивал Наполеон русских в Аустерлицкую мышеловку, заставляя убегать свои батальоны сторожевого охранения при одном виде русского разъезда и посылая комедиантов-переговорщиков, которые как бы нечаянно давали понять, что Наполеон находится в отчаянном положении. И русские клюнули, набрались храбрости и твердо сыграли Аустерлиц в поддавки...
Опиум в военном мышлении, искажение истины, замалчивание неудач, условность и ложь в донесениях и в печати — вот что доставляет врагам величайшие триумфы.
Военное дело. 1919. №26. С. 840-842.
Милиция как идеал (Критика тезисов Л.Троцкого)
Не признавать значения идеалов, программных требований нельзя. Плодотворная работа возможна лишь в том случае, если наша программа намечает нам идеал впереди нас, на нашем пути, так, чтобы с каждым шагом вперед, с каждым пройденным этапом нашего развития, с каждой пролитой каплей пота и крови мы приближались бы к нашему идеалу. Наметить стране или армии идеал в стороне от ее тернистого пути или позади — это значит горько пошутить над ней, это значит оставаться теоретиком, недостаточно уважающим требования практической жизни, действительности: обреченные иметь свой идеал позади или в стороне армии, партии, государства — оглядываясь на него, могут совершать свой скорбный путь или боком, или пятясь задом, как рак.