Постижение военного искусства

Этот анализ нашего фронта позволяет утверждать, что возможно разрешить проблему существенного сокращения нашей армии не только не переходя к кордону, но даже значительно увеличив абсолютную цифру наших резервов, и не только не обременяя войска новой непосильной растяжкой на позициях, но обеспечив им более частую смену и более легкие оборонительные задания. В основу требуемого оперативного творчества следует лишь положить отказ от принятия во чтобы то ни стало на всех участках наступательной позы, которая неприятеля нисколько не смущает, и поддержание соприкосновения с неприятелем на многих участках лишь разведочно-кавалерийскими частями. По мере того, как мы будем освобождать завязшие ныне на кордоне войска и сводить их в ближайшем тылу в крупные резервы, дадим им возможность и лучшего существования, и обучения, положение наше для противника будет становиться более грозным; забыв о непрерывности фронта, отказавшись местами от развращающей войска позиционной войны, обнаружив уклон к маневру и полевому бою, мы создадим достойное основание нового оперативного творчества.

Армия и флот свободной России. 1917. № 241. 20 октября.

Икскюль мог быть Полтавой

 Когда неприятель атакует какой-либо участок “Великой стены”, все так убеждены в гипотетичности обороны, в тактической несостоятельности оказавшихся под ударом войск, что об участи их и не запрашивают. Аппараты выстукивают на телеграфной ленте один и тот же запрос высших штабов: были ли произведены резервами контратаки? Какая участь постигла наши контратаки?

Ту же фразу выстукивает телеграф и у немцев, и у французов, и у итальянцев. Только на контратаках зиждятся все надежды обороны.

Неутешительные ответы приходилось давать на нашем фронте на этот постоянный насущный вопрос [...]

Особенно выгодно было положение наше на Рижском фронте, где были кое-какие резервы, где неприятель, перейдя под Икскюлем Двину, не расширил и не устроил себе надлежащего плацдарма на правом берегу реки. И между тем, полный крах контр-атак: из одной дивизии совершил вперед прогулку, успешную вначале, только один полк, другой, выйдя из окопов, залег под неприятельскими снарядами, и очень скоро перед немцами оказались только обороняющиеся; критические для немцев минуты были нами упущены. Ложится ли вина исключительно на войска, или ее должна разделить наша тактика?

Подготовлялась ли и поддерживалась ли наша контратака артиллерийским огнем? Предшествовал ли нашим стрелковым цепям град снарядов, пролагавший контратаке брешь в рядах германцев, заставлявший неприятельских стрелков прятаться, пулеметчиков убегать от своих “швейных машинок” — или неприятелю предоставлено было свободно “строчить” незащищенные груди наших пехотинцев?

Точный ответ даст история, дадут участники контратаки. Мы же можем опираться на следующие данные. Наша артиллерия под Ригой была расположена вся для защиты фронта; чтобы сгустить заградительный огонь на наших растянутых позициях, батареи находившихся в резерве дивизий были у них отобраны и выставлены на фронте. Вся наша артиллерия находилась в боевой части, и в решительный момент, когда неожиданно прорвавшиеся через Двину немцы распространились на 4-5 верст по правому берегу, на поле сражения часть батарей погибла, раздавленная германским огнем или захваченная штурмовыми отрядами, а другая часть, потеряв свои наблюдательные пункты и телефоны, чудом вырвавшись из рук атакующего, унеслась по-орудийно, полным галопом, от бежавших к ним немецких солдат, рассеялась по тыловым путям. В бою на второй день латышскую бригаду на второй укрепленной полосе поддерживали, кажется, только 2 конных батареи — все, что осталось боеспособного из артиллерии корпуса, насчитывавшей больше 200 орудий.

Для меня определенно ясно, что к моменту контратаки нашей артиллерийской организации у нас не сохранилось и что сражение решалось одними силами нашей слабой пехоты, брошенной против соединенных сил 800 германских пушек, многих пулеметов и двойного количества германских пехотинцев. Исход контратаки не мог быть иным.