Постлюбовь. Будущее человеческих интимностей

Спустя 31 год с выхода книги Сеннетта тему тирании интимности подхватывает Ева Иллуз с одноимённой главой в книге Saving the Modern Soul[114]

. К психологии, которую критикует Сеннетт, она добавляет феминизм и новые технологии выбора (особенно цифровую среду). Эти три сферы, как правило, рассматриваются, наоборот, как причины освобождения людей, их интимности и телесности, но Иллуз указывает на побочные эффекты всех трёх, приводящие к тяжёлым последствиям. Психологии она приписывает производство терапевтического дискурса, который накладывает на индивида ответственность за любое его участие в эротической или интимной сфере и несчастья, с этим связанные; стремление уйти от возможных несчастий приводит к отказу людей «любить слишком сильно». Иллуз тоже обращается к селф-хелп литературе для женщин и показывает, как психологи, нащупав возможности рынка для популяризации своих идей, рьяно сливаются с патриархатом и начинают не просто имплицитно отвергать феминизм, а в открытую критиковать его как «болезнь, заражающую мать». Феминизм, как и терапевтический дискурс, тоже предложил телам особый нарратив говорения о себе и картирования себя в реальности. Как и поп-психология (Иллуз отделяет её от «серьёзной»), феминизм призывал к эмансипации через радикальную автономность и рациональное изучение себя, своего положения и своих потребностей. У феминизма и психоанализа сложная история отношений: поначалу феминистки взяли на вооружение его инструментарий, потому что он признавал наличие страсти в женщинах — это стало ресурсом эмансипации через борьбу за собственную сексуальность. Но когда селф-хелп психология слилась с маскулинным жестом, феминистский и терапевтический дискурс заняли противоположные позиции: стала очевидна эссенциализация женственности Фрейдом и его последователями, а также весь набор патриархальных рудиментов, который несла с собой психология. Но Иллуз кажется, что, несмотря на этот разрыв, побочные последствия и психоанализа, и феминизма оказались схожи: рационализация своей жизни и сосредоточение на собственной аутентичности. Последствия обоих течений оказались противоположными их изначальным целям: вместо создания территории спонтанности и «настоящести» они привели к дисциплинированию чувственности, к созданию особого языка самопознания и прав, который проникает в частную сферу и рационализирует её, предлагая жёсткие сценарии разговора и самонаблюдения, процедурную интимность. Наконец, технологии выбора партнёров, которые меняются от пре-модерных и ранне-модерных, где выбор осуществлялся либо семьёй, либо по экономическим соображениям, либо при столкновении с первым «достаточно хорошим» вариантом, — к той экологии и архитектуре выбора, которые сегодня предлагает интернет, где дейтинг становится неотличим от торгового центра. Ричард Сеннетт в 70-е писал, что тела утекают из публичной сферы, соблазнённые идеей «тёплой интимности», которая ждёт их дома. Иллуз же спустя тридцать лет пишет, что три упомянутых выше фактора приводят к тому, что интимности из тёплых превращаются в холодные.