Новая книга Алексея Апполонова посвящена защите науки о религии от тех, кого он считает ее врагами. Эти враги прибегают к всевозможным уловкам с целью «дискредитации научного знания и продвижения своих антинаучных концепций» (232). Главная уловка, разоблачению которой, собственно, и посвящена книга, – попытка поставить понятия «религия» и «светское» под вопрос: усомниться в универсальности этих понятий, равно как и стоящих за ними явлений; рассмотреть их историю; показать вплетенность их в конкретно-исторический политический, социальный, культурный контекст; наконец, рассмотреть саму науку о религии, то есть дисциплину, оперирующую этими понятиями, не как беспристрастный «взгляд из ниоткуда», но как человеческую деятельность, которая сама вплетена в исследуемый ею конкретно-исторический контекст. По сути, книга Апполонова – это разоблачение целого академического направления, которое может быть названо «критическим подходом к науке о религии» или же «критическим исследованием религии»[701]
.В частности, некоторые сторонники этого направления утверждают: конфигурация «религия / светское» проходит в своем развитии несколько ключевых исторических этапов: можно говорить о ее домодерном, модерном и, наконец, постмодерном вариантах. В рамках каждого из них значение понятий «религия» и «светское» меняется[702]
. Естественно, эти понятийные трансформации не происходят сами по себе, но являются отражением тех масштабных культурных преобразований, которые сопровождают переход от домодерна к модерну, а затем и к постмодерну.Такой подход не устраивает Апполонова категорически. Сам он является историком средневековой мысли, поэтому значимая часть работы (по сути, все главы – даже те, где речь идет о Карле Барте и Уилфреде Кантвелле Смите) – разбор средневековых текстов с целью показать…
Я намеренно оборвал предыдущую фразу, так как из книги совершенно невозможно понять, что именно пытается показать автор своими разборами. Он категорически отрицает саму возможность трансформации конфигурации «религия / светское»? Он считает, что трансформация произошла, но все писавшие о ней заблуждались (тогда надо указать на то, как правильно писать об этих процессах)? Он считает, что она произошла, но это ни на что не влияет? Отсутствие концептуальной ясности – это главная проблема работы, чуть ли не обессмысливающая все начинание. В отсутствие этой ясности книга превращается в набор цитат, придирки к словам и демонстрацию собственной эрудиции.
Проиллюстрирую свой тезис разбором последней главы работы – «О „светском“ в Средние века». В главе речь идет о модерной и домодерной концептуализациях светскости и о том, можем ли мы говорить о каком-то контрасте и переходе между ними. Опираясь на свое блестящее знание средневековых источников, автор пытается показать… Впрочем, понять, что именно он пытается показать, как уже говорилось выше, невозможно.
Начинается глава с фактического признания Апполонова в том, что он не понимает позиции, с которой спорит (204–205). Впрочем, виноватыми в этом оказываются авторы, которых он опровергает – в тех двух статьях, которые Апполонов прочел, он не нашел определения «светского» и поэтому не смог понять, в чем именно заключался переход от домодерной к модерной концептуализации. Что мешало ему прочитать еще что-то сверх двух статей[703]
– например, многочисленные книги Джона Милбанка[704] или «Секулярную эпоху» Чарльза Тейлора[705], – остается совершенно неясным. Если он по каким-то причинам не считает достойными англоязычных авторов, то мог бы, например, ознакомиться со статьей Александра Кырлежева «Постсекулярное: краткая интерпретация», где эта трансформация раскрывается достаточно четко.Воспроизведу тут кратко суть этой трансформации. Итак, в чем именно заключается контраст между модерной и домодерной светскостью? Модерная светскость подразумевает представление о вселенной как о самодостаточном, автономном начале: она сама себя порождает, сама себя поддерживает, сама себя развивает. Эта вселенная представляет собой «имманентную рамку»[706]
, никак в своем существовании не зависящую ни от каких трансцендентных источников. Подобная концептуализация светскости на теоретическом уровне приводит со временем к практической переконфигурации политики, экономики, права, искусства и т. д., которые отныне перестраиваются на сугубо имманентных началах, не требующих отсылки ни к чему трансцендентному. Так возникает светская политика, светская экономика, светское право именно в модерном смысле. Модерная концептуализация светскости противопоставляется домодерной. Это светское, по словам Александра Кырлежева, есть всего лишь «особый полюс индивидуальной и социальной жизни – наряду с религиозным как другим полюсом»[707]. Оба полюса – и религиозный, и светский – представляют собой две части одного целого: созданного трансцендентным Богом Творения. То есть домодерное светское – часть мира Божьего. Естественно, в этом мире есть