Постсекулярный поворот. Как мыслить о религии в XXI веке

Как мы видим, граница «религиозное / светское» оказывается оспариваемой еще и на уровне потерпевших: действительно ли гонители «панк-молебна» настоящие верующие или же это псевдоверующие, а настоящие православные христиане даже в сердце не могут себе позволить потребовать наказания? Здесь мы вновь выходим на (около)богословскую проблему, разрешать которую пришлось светскому суду.

Таким образом, «панк-молебен» подвесил границу между религиозным / сакральным и светским / профанным. Он сделал – по крайней мере, в сумме последовавших публичных реакций – неопределенным и подвижным то, что до этого казалось вполне определенным и неподвижным: молитву, храм и верующих.

Следователи и судьи как богословы

Парадоксальность ситуации в том, что в деле «Пусси Райот» мы не просто сталкиваемся с вечным спором о вечных проблемах – кто такие христиане, что такое храм, что может быть признано настоящей молитвой и т. д.; мы сталкиваемся с вечным спором

, который, как это ни парадоксально, должен получить конкретное сиюминутное решение, в противном случае общественное спокойствие так и не будет восстановлено. Государство как суверенный арбитр должно однозначно разрешить этот спор, водворив оспоренные границы религиозного / светского на место и разведя конфликтующие стороны по разным углам. А для этого как суду, так и следствию придется солидаризироваться с одной из возможных интерпретаций, признав тем самым ее истинность в данной конкретной исторической ситуации.

Посмотрим, как в ходе суда решались все три вопроса, о которых говорилось выше: чем была акция «Пусси Райот», что есть пространство храма и кто такие «верующие»? Обвинение однозначно интерпретировало «панк-молебен» как светское действие, суть которого в банальном хулиганстве, причем совершенном по мотивам религиозной ненависти к социальной группе «православные христиане» (ч. 2 ст. 213 УК РФ). То, что участницы группы называли «радикальным молебном, обращенным к Богородице», в интерпретации обвинения превратилось в «совершение грубого нарушения общественного порядка, выражающего явное неуважение к обществу по мотивам религиозной ненависти и вражды и по мотивам ненависти в отношении какой-либо социальной группы, в виде осуществления провокационных и оскорбительных действий в религиозном здании с привлечением внимания широкого круга верующих граждан»[288]

.

«Панк-молебен» в интерпретации обвинения был сведен к «провокационным и оскорбительным действиям». Отрицалась любая содержательность совершаемых действий, единственный признаваемый мотив – это мотив «религиозной ненависти и вражды»: девушки, «вульгарно, вызывающее, цинично перемещаясь по солее́ и амвону, вход на которые посетителям строго воспрещен, в течение примерно одной минуты по мотивам религиозной ненависти и вражды выкрикивали, скандируя бранные фразы и слова, оскорбляющие верующих, а также прыгали, задирали ноги, имитируя танцы и нанесение ударов кулаками по воображаемым противникам»[289].

Позиция обвинения опиралась на третью по счету экспертизу, подготовленную командой экспертов после того, как две предыдущие не нашли в «панк-молебне» ничего предосудительного. Эту команду сторона защиты обвинила в явной ангажированности[290]

. Текст экспертизы особенно интересен тем, что в нем эксплицитно прописывается квалификация «панк-молебна» в понятиях сакрального/профанного. Замысел акции эксперты сводят к «приему совмещения сакрального и профанно-низменного»[291]. «Панк-молебен» интерпретируется как профанный феномен, грубо вторгшийся в сакральное пространство:

Сакральным пространством здесь являлось культовое здание [православный храм], его внутреннее помещение с соответствующим культовым убранством, находящимися в нем предметами религиозного почитания православных верующих, в том числе одной из религиозно почитаемых всеми христианами религиозных святынь – частицей Ризы Господней.

Профанно-низменным здесь выступают сама акция в целом и отдельные ее элементы (ложные инвективы в песне в адрес священнослужителей и ценностей православия, употребление обсценной и бранной лексики, выкрики, телодвижения участниц акции и т. д.)[292]