Постсоветская молодёжь. Предварительные итоги

Отсутствие запроса на работников высокой квалификации и на интенсивный эффективный и производительный труд означает не просто хронические дефекты или, точнее, недостаточность системы вознаграждений и стимулов для непрерывного повышения собственных ресурсов, дефициты человеческого капитала, явное сопротивление рационализации своих повседневных действий для будущего, но и немотивированность учащейся молодежи в чисто учебных делах, ее слабую заинтересованность в постоянном наращивании своего человеческого, интеллектуального и образовательного ресурса. Вместо этого – расслабляющая установка на внезапное и ничем не заслуженное богатство, чудо, нахальное самоутверждение и претензии к окружающим, включая дисквалификацию «взрослых» авторитетов (родителей, школы и других институтов), обозначающие разрыв с предшествующими институциональными нормами и правилами выстраивания жизненного пути и биографии.

Так, если обратиться к данным опросов Левада-Центра, самой серьезной проблемой российского образования респонденты чаще всего называли «отсутствие интереса у учеников к учебе», на протяжении последних лет эта позиция возглавляла список проблем среднего образования, в 2003 и 2009 годах ее называли соответственно 43 и 49 % в среднем, молодежь даже несколько выше – 52–50 %. На втором и третьем местах в 2009 году у населения в целом стояли «плохая материальная база школ» (46 %) и «низкая дисциплина» учащихся и педагогического персонала (36 %). У молодежи отмечалась также озабоченность «высокой платой за обучение, ростом дополнительных денежных затрат» (39 %)[62]

. При этом «достаточным» для себя большинство считало получение высшего образования (44 % респондентов в молодежном опросе), о необходимости окончить два высших учебных заведения упомянули еще 7 %, а 1–1,5 % опрошенных ориентировались на аспирантуру или учебу за рубежом. Следовательно, более половины населения готовы претендовать на университетский диплом, но не готовы затрачивать соответствующие усилия – поступать в вуз планировали лишь 26 % молодежи (2009).

Иначе говоря, уровень внутренних самооценок (но не аспираций!) неоправданно завышен, тогда как процесс учебы девальвирован или выведен за скобки как «незначимый». Тем самым обесценивается внутренняя работа, усилия по самоограничению человека, самодисциплина, необходимые для получения знаний и хорошего профессионального образования, а значит, дисквалифицированы и задачи по планированию будущего, по рационализации собственного поведения. Это расхождение между непроблематизируемым отношением к себе (довольством собой, не нуждающимся во внешней оценке) и бесцеремонной готовностью к присвоению знаков чужих достижений (девальвации образования как такового, прежде всего высшего) чрезвычайно характерно для нынешнего состояния массового сознания в России. Несовпадение запросов и гратификаций указывает на хроническую несбалансированность самооценок, выдающих комплекс неполноценности или, что правильнее, низкую ценность человека как такового.

Косвенным подтверждением этого вывода можно считать отсутствие в массовом сознании идеи нормы «здоровья» как артикулируемой и инструментализируемой социальной ценности[63]

. Нет и систематической рациональной деятельности по поддержанию своего здорового состояния, но есть постоянная мнительность, подозрительность в отношении того, «как я себя чувствую», разлитая, диффузная хроническая тревожность, включающая и страхи по поводу болезни детей и близких, о которой неоднократно писали авторы Левада-Центра, или другие проявления ценностной определенности (например, исторической амнезии)[64].