Поступь хаоса

Я некоторое время бегал глазами между ними.

– Но…

– Я стерегу здесь этот мост уже больше десяти лет, щен, – продолжала Хильди. – А до того была его смотрителем еще того дольше. Это часть моей природы – смотреть за тем, што грядет. – Тут она глянула на Виолу: – Никто за вами не идет. Вы оба в безопасности.

– Ага, – снова подтвердил Тэм, качаясь взад и вперед на пятках.

– Но… – опять пошел на заход я, и Хильди закончить мне не дала:

– Время пировать!

Ну, и всё на этом. Виола упорно отводила от меня глаза, руки держала скрещенными на груди, а теперь и вовсе пошла от меня прочь в обнимку с Хильди. Я остался с Тэмом, который с улыбкой ждал, когда я снова открою рот. Ходить мне уже больше совсем не хотелось, вот ни капельки, но все пошли, и што тут поделать, я тоже пошел – вперед, по Тэма и Хильди личной частной тропинке. Тэм опять принялся трещать, Шумя один на целую толпу народу.

– Хильди говорит, ты наш мост взорвал.

– Мой мост, – уточнила Хильди издалека.

– Ага, это она его построила, – подтвердил Тэм. – Только никто им ни в жисть не пользовался.

– Никто-никто? – переспросил я, думая обо всех тех, кто за долгие годы исчез из Прентисстауна – да хоть за те, пока я рос. Никто из них, стало быть, так далеко не ушел.

– Хорошая работа, анжинерная. – Тэм меня будто и не слышал, а может, и правда не слышал, учитывая, как он громогласно изъяснялся. – Жалко, што он сгинул.

– У нас не было выбора.

– О, выбор всегда есть, щеночек, но, судя по тому, што я слышал, вы как раз правильный сделали.

Мы немного прошли молча.

– Вы уверены, што нам ничего не грозит? – конечно, не удержался я.

– Ну, ни в чем нельзя быть точно уверенным, – пожал плечами он. – Но Хильди права. – Он ухмыльнулся слегка печально, как мне показалось. – Не только из-за жженых мостов люди с той стороны реки там и останутся.

Я снова попытался проникнуть к нему в Шум, штобы увидеть, правду ли он говорит, но там было так светло, тепло, так сияло чистотой, што правдой могло оказаться все што захочешь.

Вот уж на што совсем не похоже, так это на прентисстаунских мужчин.

– Не понимаю, – сказал я, все еще пытаясь его глодать. – У вас, видать, другой Шумный микроб был.

– Это што же, мой Шум звучит не так, как твой? – Тэм, казалось, совершенно искренне заинтересовался.

Я просто послушал секунду. Хильди и Прентисстаун и яблоки

и овцы и поселенцы и труба   течет и еще Хильди.

– Вы много думаете про свою жену.

– Она – моя звезда небесная, щеночек. Я бы давно заблудился в Шуме, ежели бы она не протянула руку и не спасла меня.

– Как так? – спросил я, гадая, што бы это могло значить. – Вы сражались на войне?

Это его выключило. Шум его разом стал серый и безликий, как пасмурный день, и больше в нем не было видно ничего.

– Сражался, молодой щен. Но о войне не след говорить на свежем воздухе да на солнце.

– Это почему?

– Всем богам молюсь, штобы ты этого никогда не узнал. – Он положил мне руку на плечо, и на сей раз я ее не стряхнул.

– Как вы это делаете?

– Што делаю, щен?

– Делаете Шум таким плоским, што я не могу его прочесть.

Он улыбнулся:

– Годы практики, когда нужно прятать всякое от старой женщины.

– Зато поэтому я так хорошо читаю, – отозвалась впереди Хильди. – Он намастырился прятать, а я – находить.

Они снова вместе расхохотались. Я попытался красноречиво закатить глаза, так штобы Виола увидела, но Виола на меня категорически не смотрела, и я не стал больше пытаться.

Мы тем временем перевалили через небольшой гребень, и перед нами раскинулась ферма – на невысоких холмах, то вверх, то вниз катились поля пшеницы, поля капусты, просто травяные поля с раскиданными там и сям овцами.

– Здорóво, овцы! – заорал им отсюда Тэм.

– Овцы! – отозвались они.

Первым вдоль тропинки показался большой деревянный сарай, такой же непромокаемый и прочный, как мост, будто он собирался стоять тут хоть вечно, попроси кто о том.

– Если вы и его не решите взорвать, – заметила Хильди, все еще похохатывая.

– Хотел бы я на это посмотреть, – подхватил Тэм и тоже заржал.

Я уже, признаться, подустал от этого их хохота по поводу и без.

Тем временем мы подошли к дому – на вид он был совсем, абсолютно другой. Вроде бы и металл, из какого сделаны бензоштанция и Церковь у нас дома, в Прентисстауне, но и близко не такой битый. Половина дома сияла и возносилась в небо, как парус, и там еще была труба, торчавшая вверх и вбок, а потом вниз, кашлявшая дымом с конца. Вторая половина – дерево, встроенное в металл, сплошное и прочное, как амбар, но вырезанное и сложенное, как…

– Крылья, – сорвалось у меня с языка.

– Крылья, точно, – улыбнулся Тэм. – А какого рода крылья?

Я присмотрелся. Весь дом смахивал на птицу с трубой вместо головы и шеи, с сияющей грудью и простертыми назад деревянными крыльями, как у птицы, сидящей на воде или вроде того.

– Это лебедь, Тодд-щен, – подсказал Тэм.

– Кто?

– Лебедь.

– Кто такое лебедь? – Я не отрывал взгляда от дома.

Его Шум оторопел, потом вспыхнул на мгновенье печалью.

– Што?

– Ничего, щеночек. Просто давние воспоминания.