Поступь хаоса

Когда мы снова поднимаем глаза, мост полыхает так, что конь мистера Макирни встает на дыбы и пятится, хотя сзади на него напирают остальные кони.

Пламя какого-то странного зеленоватого цвета, и жар вдруг становится невыносимым, как самый ужасный солнечный ожог на свете. Я уже думаю, что мы вот-вот загоримся сами, когда наш конец моста обрушивается вниз, унося с собой мистера Макирни и его коня. Мы садимся и смотрим, как они падают, падают, падают в реку… она слишком далеко, им не выжить. Мост еще наполовину цел; он с грохотом врезается в скалу на другом берегу, но пламя такое сильное, что через несколько минут от него останется один пепел. Мэру, мистеру Прентиссу-младшему и всем остальным приходится повернуть лошадей.

Девчонка отползает от меня, и секунду мы молча лежим, отдуваясь и кашляя, пытаясь прийти в себя.

Вот это да!

– Ты цел? – спрашиваю я Манчи, все еще держа его за ошейник.

– Огонь, Тодд! – лает он.

– Ага! Большой-пребольшой огонь. А ты как, цела? – спрашиваю я девчонку, которая корчится на земле и кашляет. – Черт, что было в этой штуке?

Она, разумеется, не отвечает.

– ТОДД ХЬЮИТТ! – слышится с другого берега.

Я поднимаю взгляд. Это мэр. Впервые в жизни он обращается ко мне лично, сквозь пелену дыма и жара, от которой по его телу словно идет рябь.

– Это еще не конец, малыш Тодд! – кричит он сквозь рев реки и огня. – Все впереди!

Мэр спокоен, одежда на нем по-прежнему чистенькая, сапоги блестят, и всем ясно: ничто не помешает ему добиться задуманного.

Я встаю и показываю ему неприличный жест, но он уже скрывается за клубами дыма.

Кашляю и снова сплевываю кровь.

– Надо идти дальше, – с трудом выдавливаю я сквозь кашель. – Может, он вернется, а может, другого пути через реку нет, но ждать нельзя.

В пыли валяется мой нож. Меня мгновенно охватывает стыд, похожий на новую боль – она прибавляется к остальным. Что же я наговорил… Я нагибаюсь, поднимаю нож и убираю в ножны.

Девчонка все еще сидит с опущенной головой и кашляет. Я беру с земли сумку и протягиваю ей:

– Пошли. Хоть от дыма подальше отойдем.

Она поднимает взгляд на меня.

Я смотрю на нее.

Щеки у меня горят, и вовсе не от жара.

– Прости.

Я отвожу взгляд от ее лица, как всегда безжизненного и безучастного. И делаю первый шаг по дороге.

– Виола, – вдруг доносится сзади.

Я резко оборачиваюсь и смотрю на девчонку:

– Что?!

Она смотрит на меня.

Она открывает рот.

Она говорит:

– Меня так зовут, Виола.

Часть третья

13

Виола

На минуту я теряю дар речи. Девчонка тоже молчит. Пламя полыхает, дым клубится, Манчи тяжело дышит, свесив язык, и наконец я выдавливаю:

– Виола.

Она кивает.

– Виола, – повторяю я.

Второй раз она не кивает.

– Меня зовут Тодд.

– Знаю, – отвечает девчонка.

– Так ты умеешь говорить? – спрашиваю я.

Она бросает на меня быстрый взгляд и тут же его отводит. Я поворачиваюсь к полыхающему мосту, к пелене дыма, которая скрывает от нас противоположный берег, – не знаю, спокойней мне от этого или наоборот, что лучше – видеть мэра или не видеть?

– Это… – начинаю я, но девчонка уже встает и тянет руку к сумке.

До меня доходит, что я все еще ее держу. Отдаю сумку девчонке.

– Нам пора, – говорит она. – Пошли отсюда.

У нее смешной акцент, она говорит совсем не так, как в Прентисстауне. Губы иначе обрисовывают буквы: как бы налетают на них сверху и силой придают им нужную форму. А в Прентисстауне все говорят так, словно подкрадываются к словам из-за спины и норовят ударить исподтишка.

Манчи очарован девчонкой.

– Пошли отсюда, – повторяет он и неотрывно пялится на нее, как будто она сделана из его любимой еды.

Вот сейчас, казалось бы, можно начать задавать вопросы, расспросить обо всем, что хотелось узнать – кто она, откуда, что случилось? – и мой Шум сплошь состоит из этих вопросов, они летят в девочку, точно сотня дробинок. Сказать хочется так много, что я ни слова не могу выдавить, и девчонка просто перекидывает лямку сумки через голову и проходит мимо нас с Манчи.

– Эй!..

Она оборачивается.

– Меня подожди.

Я поднимаю рюкзак с земли и закидываю за спину, говорю: «За мной, Манчи!» – и иду по дороге вслед за девчонкой.

На этом берегу дорога медленно удаляется от обрыва и пронзает насквозь заросли кустарника, огибая таким образом первую гору, которая высится слева от нас.

На повороте мы с девчонкой останавливаемся и, не сговариваясь, смотрим назад. Мост до сих пор полыхает как оголтелый, и больше всего он похож на водопад из огня. Языки пламени теперь охватили его целиком, свирепые, зеленовато-желтые. Дым такой густой, что мы до сих пор не видим мэра и его людей – ушли они или ждут… или еще чего. Кажется, оттуда летит едва слышный шепот Шума, но в таком грохоте – ревут огонь и вода, трещит дерево – что угодно может померещиться. Пока мы смотрим, огонь съедает столбы на другом берегу, и с оглушительным треском горящий мост срывается с обрыва и летит вниз, вниз, вниз, ударяясь о стены ущелья, а потом падает в реку, поднимая еще больше дыма и пара.

– Что было в коробке? – спрашиваю я девчонку.

Она смотрит на меня, открывает рот, потом опять закрывает и отворачивается.