Поступь хаоса

– Я вроде только что задала щенкам вопрос, – говорит голос, – и теперь жду ответа, ага.

Я оглядываюсь на девчонку. Она пожимает плечами, но я замечаю, что руки у нас обоих подняты.

– Что? – переспрашиваю я.

Человек с ружьем сердито хмыкает:

– Говорю, кто вам разрешил жечь чужие мосты, а?

Я молчу, девчонка тоже.

– Думаете, я вам палкой угрожаю?! – Ружье дергается.

– За нами гнались! – наконец заявляю я, не придумав ничего получше.

– Гнались, говоришь? – переспрашивает человек. – И кто ж за вами гнался?

А вот тут я попадаю в тупик. Что опасней – сказать правду или соврать? На чьей стороне винтовка – на нашей или мэра? Не сдадут ли нас Прентиссу в качестве подарка? Или этот человек ведать не ведает о Прентисстауне?

Мир – опасное место, если ты знаешь слишком мало.

Например, почему здесь так тихо?!

– Про Прентисстаун мне известно, не волнуйся, – говорит человек, читая мой Шум с неприятной для меня точностью и снова щелкая затвором. – Если вы оттуда…

И тут девчонка подает голос. После этого она перестает быть для меня девчонкой и становится Виолой.

– Он спас мне жизнь.

Я спас ей жизнь.

Говорит Виола.

Забавное ощущение.

– Да что ты? – говорит человек. – А откуда тебе знать, что он ради тебя старался, а не ради себя?

Девчонка – Виола – смотрит на меня и морщит лоб. Моя очередь пожимать плечами.

– Хотя нет. – Голос меняется. – Нет-нет, я ничего дурного в мальчишке не вижу. Ты ведь еще щенок, а?

Я кое-как сглатываю.

– Через двадцать девять дней я стану мужчиной.

– Нечем тут гордиться, щенок. Учитывая, откуда ты родом.

А потом человек опускает ружье.

Вот почему было так тихо.

Он женщина.

Он взрослая женщина.

Нет, он старуха.

– Раз уж ты такой сообразительный, хватит говорить про меня «он». – Женщина все еще целится в нас. – И эта старуха, кстати, легко может вас пристрелить.

Она смотрит на меня пристально, мастерски читая мой Шум, как умел только Бен. Выражение ее лица то и дело меняется, словно она меня оценивает, точь-в-точь как делал Киллиан, пытаясь понять, вру я или нет. Впрочем, Шума у этой женщины нет, так что она может хоть песенку про себя петь, а я и знать не буду.

Она поворачивается к Виоле и меряет ее таким же тяжелым взглядом.

– Вот так щенки! – восклицает старуха, снова поворачиваясь ко мне. – Тебя прочесть легко, как младенца. – Потом она обращается к Виоле: – А твоя история позапутанней будет, да?

– Я бы с удовольствием все рассказала, если бы вы перестали в нас целиться, – говорит Виола.

От удивления даже Манчи поднимает на нее взгляд. Я поворачиваюсь к Виоле с разинутым ртом.

Со скалы доносится хихиканье. Старуха смеется. На ней кожаная одежда, поношенная и насквозь пропыленная, шляпа с полями и высокие сапоги – чтобы ходить по грязи. Как будто она самый обычный фермер.

Но она все еще целится в нас из ружья.

– Вы сбежали из Прентисстауна, так? – спрашивает она, снова заглядывая в мой Шум.

Скрыть от нее ничего нельзя, так что я рисую в воображении все, от чего мы сбежали, и что случилось на мосту, и кто за нами гнался. Старуха видит – я знаю, что видит, – но только сжимает губы и немножко щурится.

– Ну что ж, – говорит она наконец, беря винтовку в одну руку и спускаясь к нам. – Врать не буду: то, что вы взорвали мой мост, меня не порадовало. Грохот я услыхала еще на ферме, так-то. – Она спускается с последнего камня, встает неподалеку от нас, и от ее мощной взрослой тишины я, сам того не замечая, немного пячусь. – С другой стороны, на другой берег мы не ходили уже больше десяти лет. Я оставила мост на всякий случай. – Старуха еще раз окидывает нас внимательным взглядом. – И кто теперь скажет, что я была не права?

Мы все еще стоим с поднятыми руками, потому что от такой чего угодно можно ждать, верно?

– Я сейчас задам один вопрос и повторять его не буду, – говорит старуха, снова поднимая ружье. – Оно мне понадобится?

Мы с Виолой переглядываемся.

– Нет, – говорю я.

– Нет, мэм, – отвечает Виола.

Мэм? – думаю я.

– Это то же самое, что «сэр», красавчик. – Старуха закидывает винтовку за плечо. – Только про леди. – И приседает к Манчи: – А тебя как звать?

– Манчи! – лает тот в ответ.

– А, ну да, как же иначе! – Старуха треплет его за уши. – Ну а вы, щенки? – спрашивает она, не глядя на нас. – Вас как матушки окрестили?

Мы с Виолой опять переглядываемся. Называть свои имена не очень-то хочется, но старуха все-таки опустила ружье – честный обмен.

– Я Тодд. Она Виола.

– Чистая правда, – говорит старуха.

К этому времени она уже уложила Манчи на спину и чешет ему пузо.

– Скажите, как еще можно перебраться через реку? – спрашиваю я. – Другие мосты есть? Те люди…

– Я Матильда, – перебивает меня старуха, – но так меня зовут только чужие, а вы называйте Хильди. Быть может, в один прекрасный день вы заслужите право пожать мне руку.

Я снова смотрю на Виолу. Если у человека нет Шума, как понять, что он сумасшедший?

Старуха хохочет: