– А потом встало солнце, и явился человек.
– Аарон.
– Он был такой
– Постройки спэков, – говорю я, но девчонка не слушает.
Она поднимает взгляд на меня:
– И пришел ты. – Переводит взгляд на Манчи: – Ты и говорящая собака.
– Манчи! – лает мой пес.
Девчонка бледнеет, на ее глазах выступают слезы.
– Что это за место такое? – спрашивает она дрожащим голосом. – Почему ваши животные разговаривают? Почему я слышу твой голос, даже когда твои губы не шевелятся? Почему твоих голосов много и они наслаиваются друг на друга, как будто девять миллионов тебя разговаривают одновременно? Почему я вижу картинки, когда смотрю на тебя? Почему я видела мысли того человека?..
Она замолкает, подтягивает коленки к груди и крепко обхватывает их руками. Я чувствую, что мне лучше ответить сразу, не то она опять начнет раскачиваться.
– Мы переселенцы, – говорю я. Она поднимает взгляд на меня и все еще стискивает колени, но хотя бы не раскачивается. – Верней,
Я рассказываю ей историю, которую все прентисстаунцы, даже самые тупые фермерские мальчишки, знают наизусть.
– Мы годами пытались с ними помириться, однако спэки и слышать ничего не желали. Так началась война.
На слове «
– Спэки сражались не просто так: они атаковали нас всякими болезнями и микробами. Такое у них было оружие. Один микроб, например, должен был убить весь наш скот, но вместо этого животные заговорили. – Я смотрю на Манчи. – Это не так клево, как кажется. – Снова поднимаю взгляд на девчонку. – А из-за другого микроба мы заболели Шумом.
Я жду. Она молчит. Но мы оба знаем, что будет дальше, потому что мы это уже проходили, так?
Я делаю глубокий вдох.
– Микроб убил половину мужчин и всех женщин на планете, включая мою ма, а мысли выживших мужчин перестали быть тайной для остального мира.
Девчонка прячет подбородок между коленей.
– Иногда я слышу очень четко, – говорит она. – Иногда я могу точно сказать, о чем ты думаешь. Но только иногда. Все остальное время это просто…
– Шум.
Она кивает.
– А что стало с аборигенами?
– Нет больше аборигенов.
Опять кивает. Минуту мы сидим молча, игнорируя очевидное, но потом игнорировать его уже нельзя.
– Я умру? – тихо спрашивает она. – Микроб убьет и меня?
Слова звучат по-другому из ее уст, с этим странным акцентом, хотя означают ровно то же самое, и в моем Шуме стучит одно слово:
– Не знаю.
Девчонка опять пристально смотрит на меня.
– Правда,
– Прости, – говорю я.
Девчонка молчит.
– А возможно, если мы доберемся до другого поселения… – Я не заканчиваю, потому что сам не знаю, что будет тогда. – Ты еще не заразилась. Это уже кое-что.
– Ты должен их предупредить, – бубнит девчонка себе в коленки.
Я резко поднимаю глаза:
– Что?
– Ну, та надпись на карте… Ты пытался прочесть книгу.
– Я не
– Неважно. Я видела слова. Там написано: «Ты должен их предупредить».
– Я знаю! Я знаю, что там написано.
Ну разумеется, «
– Мне показалось, что… – начинает девчонка.
– Я умею читать!
Она поднимает руки:
– Ладно, ладно.
– Умею!
– Да я только хотела…
– Мало ли что ты
– Кого тебе надо предупредить? – спрашивает девчонка. – И о чем?
Ответить я не успеваю (а впрочем, я и не
Что кто-то взвел курок.
На скале перед нами стоит человек с ружьем, и дуло смотрит прямо на нас.
– Что меня сейчас больше всего волнует, – раздается голос из-за ружья, – так это на кой ляд щенки спалили мой мост?
14
На другом конце ружья
– Ружье! Ружье! Ружье! – лает Манчи, прыгая туда-сюда в пыли.
– Лучше б вы успокоили свое чучело, – говорит голос. Лицо говорящего от нас скрыто. – Вы ведь не хотите, чтоб с ним приключилась беда?
– Тихо, Манчи! – говорю я.
Он поворачивает ко мне морду:
– Ружье, Тодд? Пиф-паф!
– Знаю. Заткнись.
Он умолкает, и наступает тишина.
Ну, если