Джеку удалось получить для себя и Флоранс места на корабле Королевского флота, доставлявшем лекарства и другие товары в Рим, Неаполь и на Сицилию, но на Мальту корабль не заходил. Туда им придется плыть на пароме из Сиракуз.
Флоранс обрадовалась поездке. Наконец-то! Однако плавание было медленным и лишенным удобств. Многочисленные металлические трапы были узкими и скользкими, палуба – постоянно мокрой от морских брызг, а потому было нелегко обойти лебедки, свернутые канаты и выстроенные в ряд спасательные шлюпки, готовые к спуску на воду. Повсюду пахло металлом и смолой. От плотного оранжевого брезента тоже исходил странный запах. Море казалось безбрежным. Поначалу Флоранс страдала от морской болезни, но сумела приспособиться к качке. Последние дни она даже начала получать удовольствие от путешествия, водя пальцами по релингу, покрытому коркой соли, и ощущая свист ветра в волосах. Она обещала матери найти Розали, и выполнение обещанного начинало превращаться в реальность.
Что же касается Брюса… после поцелуя на праздновании победы Флоранс поняла: этот человек ей симпатичен, и даже очень, но она не любит его и никогда не полюбит. Она по-прежнему любила Джека. Флоранс встретилась с Брюсом и сказала ему правду: они могут быть только друзьями. Он согласился. Их отношения продолжались, но уже в дружеском ключе. Брюс одним из первых предсказал полную победу лейбористов в июле 1945 года и провал попыток Черчилля сохранить власть.
И вот теперь она ехала с Джеком туда, где он будет работать. Флоранс думала, что Липари – название сицилийской деревни. Оказалось, так назывался небольшой остров, который входил в группу Липарийских островов, лежавших к северо-востоку от Сицилии. Это несколько огорчило ее. Сколько еще времени пройдет, прежде чем она отправится на Мальту?
Их плавание закончилось в Палермо. Бросив прощальный взгляд на море, Флоранс с Джеком надели увесистые рюкзаки и вышли из порта на жаркие, душные улицы города. Палермо стоял на равнине Конка-д’Оро, что в переводе с итальянского означало «золотая раковина». С суши его окаймляло полукружие пурпурных гор. Вопреки названию никаких золотистых оттенков в палитре города не было. Зато с избытком хватало следов войны. Узкие улицы Палермо утопали в грудах обломков. Рухнувшие стены, куски штукатурки, изрешеченные пулями розовато-кремовые развалины аристократических вилл…
Уцелевшие дома выглядели немногим лучше. Краска на их стенах давно потускнела и облупилась, сами стены держались на честном слове. Кренились двери, наполовину сорванные с петель. Там, где снаряды пощадили стены, зачастую не было крыши или она превратилась в решето из красной черепицы. Флоранс не видела, как выглядят улицы Лондона после многолетних бомбардировок, хотя, пока плыли из Портсмута, Джек достаточно рассказал ей о разрушениях в английской столице. А разрушения, вызванные неразорвавшейся бомбой, Флоранс видела собственными глазами. В Палермо хуже развалин была только мелкая пыль охристого цвета, вызывающая кашель.
Они попали в сад, где росли кипарисы и багрянники. Чуть дальше тянулась апельсиновая роща. От зданий осталось несколько колонн и арок, а также флигель с выбитыми стеклами и уцелевшими ажурными решетками старинных балконов. Вдалеке высились шпили кафедрального собора.
– Джек, даже сейчас на это жутко смотреть. Представляю, какой ужас здесь творился во время войны.
– Да. А ведь Палермо был одним из прекраснейших городов мира.
– До войны.
Джек кивнул:
– Город подвергся ковровым бомбардировкам. Это когда бомбят сплошняком, не выбирая целей. Была общая цель: уничтожить порт, взлетные полосы, военные базы и железнодорожные станции. И как всегда в таких случаях, крепко досталось и мирному населению. Поэтому, когда сюда вступили союзники, местные жители не горели особым желанием им помогать.
У Флоранс перехватило дыхание. Наверное, и Мальта находится в таком же плачевном состоянии. Она видела ужасы, творимые нацистами во Франции, но, когда видишь чудовищные разрушения в других странах, понимаешь масштаб мировой войны.
– Идем дальше, – сказал Джек. – Давай твой рюкзак.
– Я могу и сама нести.
– Хорошо. Нам еще до темноты нужно найти место для ночлега. Сомневаюсь, что сегодня мы попадем на Липари. Попробуем отыскать какой-нибудь отель, если они еще остались в Палермо.
Они побрели дальше. Джек спрашивал дорогу у местных жителей. Оказалось, что наряду с родным английским он говорил не только по-французски и по-немецки, но и немного по-итальянски.
– Беда в том, что сицилийцы говорят не совсем на итальянском языке, – объявил он после нескольких неудачных попыток понять ответы. – Это даже не диалект, а какой-то свой язык.