Саша настолько не ожидал услышать подобное что, опешив, открыл глаза и немного повернул голову. Румянцев все же заметил незначительное движение Сашиной головы и тут же вперил в него холодные темные глаза:
— Это ты? — он быстро обошел кровать сына и встал рядом с Сашей, — Мне сказали, ты спас его, — Румянцев пренебрежительно кивнул на соседнюю кровать. Тон его оставался презрительно-надменным, глаза превратились в узкие черные щелочки, — Я должен расплатиться с тобой, — сунув руку в карман пальто, он вытащил несколько монет. Он потряс монетами на раскрытой ладони и с силой припечатал их к Сашиной тумбочке, — За спасение
Саша растеряно посмотрел на монеты — несколько медяшек тускло блестели в свете приглушенных настенных светильников.
— Убер… — Саша прочистил горло, — Уберите свои деньги, — сказал он возмущенно.
— Что, мало? — Румянцев снова залез в карман и, выудив еще одну медяшку, бросил ее на тумбочку. Монетка завертелась волчком. — Держи, я слышал ты
— Я сказал, УБЕРИТЕ СВОИ ДЕНЬГИ! — Саша резко смел монеты рукой и те звонко заскакали по каменному полу. За время жизни в детском доме он и его друзья чего только не наслушались. В основном, конечно, обидчиками были дети, но услышать подобное от министерского работника,… Сашу просто затрясло.
— Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне? — узкое бледное лицо визитера покрылось красными пятнами. Он говорил негромко, четко выговаривая каждое слово, при этом его бледные узкие губы почти не шевелились, — Ты, щенок! Одно мое слово и ты пробкой вылетишь из школы.
— Лучше так, чем видеть таких как вы! — выпалил Саша, — Даже сына своего ненавидите! Что, готовили себе достойную замену? Еще одного надменного хозяина жизни? Радуйтесь! У вас получилось!
— Молчать! — вскрикнул Румянцев, сделавшись совершенно белым. Он вытащил Палочку и направил её на Сашу, — Молчать!
— Я не боюсь вас, — внешне спокойно ответил Саша, хотя сердце его бешено колотилось. Он очень жалел, что не знал где сейчас его Палочка, — Я вас презираю…
— Ах ты, щенок! — Румянцев замахнулся Палочкой, но не успел произнести проклятие. В этот момент дверь палаты распахнулась…
— Господин Румянцев! — громко окрикнул его директор, — Я полагаю, вы уже успели выказать свою благодарность студенту, спасшему вашего сына?
— Да, — Румянцев сверля Сашу черными глазами, медленно опустил Палочку.
— В таком случае прошу в мой кабинет, — профессор Быков взял Румянцева за локоть и увлек к двери, — Жаль, что повод для вашего визита столь печален. Но думаю, это не помешает пропустить по бокальчику и обсудить накопившиеся вопросы. Вы конечно останетесь до утра, чтобы переговорить с сыном? — директор остановился, пропуская Румянцева в дверь перед собой. Повернувшись на пороге, директор незаметно для Румянцева озадачено посмотрел на Сашу и, вскинув брови, покачал головой.
— Считаю это лишним. К тому же утром я отбываю в весьма
— Свинья! — возмущенно выдохнул Саша, когда дверь палаты, наконец, закрылась. Руки еще тряслись от захлестнувшего его возмущения и гнева.
Через минуту в палату вошла Любовь Федоровна и принялась возиться с капельницей Румянцева. Она проверила и подрегулировала натяжение на вытяжках, поправила повязку на голове и повернулась к Саше. Заметив, что он не спит, Любовь Федоровна улыбнулась:
— Проснулся! Твои друзья и Даша извели уже меня своими визитами, раза по три каждый заглянул. Ну, как чувствуешь себя? Сильные боли? Сделать обезболивающее?
— А что случилось-то?
— Тебя доставили без сознания. Мы с доктором Шниперсоном насчитали одиннадцать!.. — Любовь Федоровна потрясла поднятым вверх указательным пальцем, — …Поражений от электрического вьюна! Обычно два-три удара летальны…
— Жжет, местами, но терпимо, — ответил Саша, и кивнул на Румянцева, — С этим-то что?
— Там все куда серьезней. Перелом предплечья, ключицы, обеих голеней, сильная черепно-мозговая травма, множество рваных ран. Ему очень повезло, что вы оказались рядом. Но все равно, неделя восстановления, не меньше.
— Так быстро? — удивился Саша.
— Обычное дело, — спокойно ответила Любовь Федоровна, поправляя Саше постель, — Переломы мы срастим к завтрашнему ужину. Дольше всего придется повозиться с черепно-мозговой. Очень уж этот орган непредсказуем…
— Он что, может стать того? — Саша покрутил пальцем у виска.
— Уверена, — улыбнулась медсестра, — С ним все будет в порядке. Ладно, отдыхай, скоро принесу, чего-нибудь перекусить.
Через пятнадцать минут в дверь палаты ввалились Вася, Антон и Дашка. Она бросилась Саше на грудь, не замечая, как он кривится от боли, крепко обняла и расцеловала брата:
— И это он мне говорит быть осторожней! — приземлилась она на тумбочку.
— Как ты, — Вася, улыбаясь, пожал Саше руку, — С возвращением!
— Мы Саня, конечно, трухнули, — Антон тоже пожал Саше руку, отдал ему Палочку и сел в изножье кровати, — Когда ты весь бледный, в ожогах, вылетел из воды и хряснулся об лед без дыхания.
— Вылетел?