Читаем Потеряшки полностью

Любовь – ты сделала наш мир таким,

И в нём: мы радостны, беспечны и счастливы.

И в памяти своей, навек мы сохраним,

Тот миг, в котором мы любили и любимы.

Только представь, что небом стал я

Только представь, что небом стал я,

Значит дождём – будут слёзы.

Тёплое солнце – любовь моя

Тучи нависли – печали, занозы.


Так уж устроена наша земля,

Ветер, сменяет, солнце дождём,

Пусть же всё будет, и буду я,

Но только, рядом с тобой.

Помню вечер, ко сну клонило

Помню вечер, ко сну клонило:

«Что ж», – подумал я, – «надо спать»,

Но пришло, ко мне, вдохновение

И заставило сердце писать.

Льются мысли рекою быстрой,

И строка, одна за другой,

Я записываю стихотворение,

И мечтаю лишь об одной.

Я мечтаю: о милой и ласковой,

С нежным взглядом и чистой душой,

С той, с которой я буду счастливым

И в любовный ударюсь запой.

С той, с которой, про всё позабуду я:

Про друзей, про работу, про дом.

С той, с которой на всё наплевать будет мне,

Даже, если, смерть за окном.

Я готов, для неё, сквозь огонь пройти

Переплыть океаны, моря,

Я готов, для неё, на луну слетать,

Только б знать, что она моя.

Гимн алкоголиков

Наш день, начинается с рвоты

И нету другой заботы,

Только б найти вина,

Чтоб не тряслась рука.


И нету, у нас, семей,

И нету, у нас, друзей,

И то и другое нам,

Заменят водки сто грамм.


За то есть на всех одна,

Страна, Алкоголия

И мы, за родную страну,

Любому объявим войну.


Ах, сколько зароков было дано,

Я капли в рот не возьму

Но лишь блеснёт, в стакане, вино

И снова, алкаш, в строю.

Ещё не стар, уже не молод

Ещё не стар – уже не молод

Но мучает ужасный голод.

О, люди! Будьте так добры,

Пришлите сало, колбасы.


Я, вам, рецензий напишу

И оценю произведенья.

Вы, только, дайте мне, еду,

Еда, нужна, для вдохновенья.

Двадцать три – не тридцать два

Двадцать три – не тридцать два,

Молодость – не старость.

Красота – не доброта,

А любовь – не жалость.

Сердце

Сердце – камера для души,

Душа – узница сердца,

Чтобы выпустить, пленницу, из тюрьмы,

Ты открой, для любви, дверцу.

Снег, как масло…

Снег, как масло на сковороде,

Разогетое плитой солнца,

Растекается морем весны,

До самого горизонта.

Дыши, дыши, дыши, дыши

Пройдите, путь прекрасных чувств,

А после, пусть покинет грусть.

Найдите, что волнует вас,

Живи не закрывая глаз.

Вдохни мгновение любви.

Дыши, дыши, дыши, дыши.

И растворись в родных глазах,

Зелёных, карих, цвета неба.

Ищи везде: в полях в морях.

Душою хочешь ты ответа.

Вдохни мгновение любви.

Дыши, дыши, дыши, дыши.

Любовь – не может без ответа.

Ритм в ритме

Громок, громок первый слог,

Тих второй, да одинок.

Ритм, простой: бери, пиши,

Бегом, танцем, криком души.


Служанкой древнего царя,

Придуман был он, и не зря.

Деметру лихо рассмешил,

Хозяйку Ямбу вдохновил.


Поражая своим отражением,

Наделён, анапест, вдохновением.

В переводе, обратный назад,

Сложноват, оказался гад.


Греческим богом прославлен,

Нам, в назиданье оставлен.

Прозван дактилем, на палец похож,

Ритм энергичный, любому пригож.


Размер, безударный по всем сторонам,

Однако подходит загадочно нам.

Стучит молотком в середину,

Простую рисует картину.

Тебе

Свои премерзкие стишки.

Тебе – мой друг, я посвящаю.

Чтоб знала ты, что без тебя.

Я пиво пью и не скучаю.

Ветер, ветер

Ветер, ветер, слякоть снег,

Одинокий человек.

Одинокий он бредёт,

Только ветер, в след поёт.

Шёл с работы

Шёл с работы, увидел тебя,

Ты, прекрасна, как лунный свет,

Только вижу, рядом с тобой,

Не знакомый чей-то портрет.


Ах, попалось сейчас бы весло.

Уж, его бы я приподнял,

И вот этому, как там его?

Тем предметом бы понадавал.


И тебя бы я не забыл,

Много знаю я ласковых слов,

Уж, тебя бы я ими облил,

оббрехал, как дворовый пёс


Весь от злобы, как помидор,

Взглядом жутким, я вас провожал.

Жаль весла нет, и вы далеко,

А не то, я бы вам накидал.

Проза

Зачем я пишу?

Зачем я пишу? Я не знаю зачем. Это просто вырывается наружу, разрывая меня на части и требуя брать в руки карандаш, иногда мне кажется, что я и не пишу вовсе, а просто безвольно записываю. Наверное, я тоже карандаш, в чьих-то более сильных руках. Я сопротивляюсь, как могу, я привык бороться. Иногда, я побеждаю и в эти минуты, я по-настоящему свободен. Нет, я не чувствую удовлетворение от победы, только облегчение. Душа – не пишет, она выиграла эту невидимую схватку.

– Я победила! – кричит она, – ну, кто ещё?!

– Да, ты победила, – вторит ей тело, и что-то тихонечко пишет, пишет, пишет.

Не зазнавайтесь

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия